— Ерохина я найду без проблем, и к завтрашнему утру привезу его к тебе. Если скажешь, останусь и я, — он чуть улыбнулся, — но заходить не буду.
— Оставайся. Заходи. Посидишь в холле, может, при тебе милиция не станет меня терроризировать, — откликнулась Галина.
— А они, вообще, по-моему, не должны тебя особо обижать. Это так, прием, чтобы тебя напугать и заставить сотрудничать. Ты посмотри на их работу с другой стороны: приходят к людям, которые их все как один боятся и ненавидят, и хотят честно выполнить свой долг. Получить информацию, например, или свидетельские показания, а им фигу под нос, да еще овчарками травят.
— Барк даже не лаял, вышел, взглянул, кто там и…, - зачем-то возразила Галина, утомленная и успокоенная.
— Чудно! — хохотнул Анатолий. — Псина с меня размером появляется во всей своей красе и подозрительно оглядывает, скаля клыкастую пасть. Не страшно. Совсем.
— Да, ну тебя, Толя, ты бы слышал, чего он про Димку наговорил!
— У него, Галюша, на участке таких Димок, уж прости, сотни три-четыре, и все — ангелы с крыльями, по мнению их любящих мам. Да, твой тяжело болен, но ведь его никто и не потревожил, правильно? — она кивнула, понимая всю степень его правоты, и не имея сил перечить. Пацанов даже в их пригороде хватало, и чуть не половина состояла на учете в милиции; прятаться от правды — показать себя упертой дурой.
— Ты приезжай, Толя, я буду ждать тебя, — вдруг сказала она, словно точку в разговоре поставила.
— Не волнуйся. А на Ерохина можешь положиться, он в диагнозе «социопатия» не находит ничего криминального. Видит Бог, он не прав, но нам-то это только на руку. Если все пойдет, как я думаю, Диму вообще не придется милиции предъявлять, поверь мне.
— Это было бы слишком хорошо.
Он проводил ее до машины, поцеловал, и еще долго стоял и махал ей вслед рукой. Именно за этим лекарством она и приезжала, и теперь, уверенно втапливая газ в пол, она летела по трассе, громко подпевая какой-то певичке-однодневке, уверенная, что все скоро будет хорошо.
========== Часть 17 ==========
17.
Он сел в кресло с ногами и бросил на дверь неприязненный взгляд. Еще вчера все было замечательно: чуждое ему спокойствие так грело и нежило, что мозг впервые за долгое время отдыхал от мыслей; от всяких, и в первую очередь он не думал о людях. Сегодня с самого утра все вернулось. Он промаялся от жары и голода до середины дня. Мало того, что мать куда-то пропала, никак не объяснив утренний визит чужака с папкой — Димка видел их в окно — так еще и нервы разом сдали, словно он разделался с Юлькой час назад, и организм в панике дал сбой. Никто его не видел, нет причин пугаться и хватать ртом воздух, нет причин…
Но только что закрывшаяся за матерью дверь убеждала его в обратном, и насмехалась, и издевалась. Ворвавшаяся откуда-то распаренная мама, сноровисто выставила на стол тарелки и чашки с подноса, и, резко обернувшись к нему, полыхнула таким бешеным взглядом, что мороз проскреб по его спине заиндевевшей ладонью. Она, конечно, попыталась его успокоить и все объяснить. Что придут люди завтра утром, что в связи с убийством Юльки милиция должна всех опросить, и его не минует чаша сия, и он предстанет перед людьми, и будет что-то им говорить. Врать!
Чего на самом деле боится стеснительный и робкий человек? Взглядов? Вопросов? О, да! Он боится, что выплывет наружу вся правда, которую вездесущие люди разглядят или выпытают у него, а, узнав правду, оттолкнут, а, хуже, унизят и расскажут всем. А если он ведет праведный, тихий образ жизни, чего ему бояться? Ну, узнают… Только нет среди живых праведников, за редким исключением.
Димка хмуро поглядел на стол с нетронутым остывшим обедом. Опять приходиться думать и мучиться сомнениями. Кажется, ему следует придумать себе историю, которая сойдет за истину. Например, сказать, что он спал, и ничего не видел, или, что он зачитался, и вообще ничего вокруг не замечал. А вдруг его спросят, что именно он читал?! Он взглянул на полку с книгами: Э.По, Н. Гоголь, М. Шелли. Одного этого достаточно, чтобы сделать выводы о его пристрастиях, а если пойти дальше, то и потребностях: кровь, леденящие ужасы смерти, колдуны, вампиры, оборотни! И мама еще надеется на его выздоровление! Не поверят они ему, притворись он заядлым книгочеем; в его случае лучше все свалить на беспробудный молодецкий сон.