— Нет, — повторил он. — Это был не шок. Она просто не очень темпераментная и медлительна по природе, вот поэтому ее горе, способное свалить другого человека на месяц под капельницу, так поверхностно затронуло ее душу. Она решила уехать — ладно. Главное, не переживай так.
— Я попробую отвлечься работой. Мне дали пакет документов для проверки, посижу над ними, глядишь, время быстрее побежит.
— Правильно. А еще не забудь, что мы идем послезавтра в театр, — голос его повеселел.
— Ой, точно! А ты за мной заедешь?
— Если можно.
— Нужно.
— А как же Димка?
— Что-нибудь навру.
— Не перестарайся только! — он внимательно вслушивался в ее голос, каждую секунду следя за своими ответами, следя за своим голосом и интонациями. Нельзя, чтобы она нервничала, иначе у нее не получится обмануть сына, а дальше…начнется замкнутый круг.
Знаменитости спешили посетить их город одна за другой. На середину недели планировалось последнее выступление Илиги Жаровской, и не успели организаторы распродать самые неинтересные билеты, как в субботу было объявлено представление московского «Современника». Причем, букет «звезд» прибывал такой благоухающий, что пропустить сие действо было бы верхом необразованности, да и просто кощунственно.
Анатолий, к великой радости Галины, театр обожал, и безо всякого напоминания, без намеков, пробрел билеты в ложу и торжественно пригласил свою будущую супругу почтить присутствием это яркое светское мероприятие. На концерт Илиги они при всем желании билеты не достали, ведь пик продаж пришелся как раз за день-два до трагических событий, связанных со смертью Егора. В это время просто никому бы в голову не пришло задуматься о концерте, разве что сумасшедшему….Жаровская гостила в родном городе уже третью неделю, но концерты давала дозировано, и с огромными временными промежутками. Не умеющая делать прогнозы публика, раскупила все билеты заранее, и Галина осталась ни с чем. Сын, сам того не подозревая, лишил ее сразу двух радостей.
Перед выходом в свет она сильно нервничала. Расшалилось сердце, немели кончики пальцев, все время хотелось сесть и укутаться. Анатолию она жаловаться не стала, зная, что нездоровье носит соматический характер, и вызвано предстоящим разговором с сыном. Дмитрия она никогда не оставляла по вечерам. Как бы она не задерживалась, к шести часам ее машина, строго повинуясь стрелкам, стояла в гараже с остывающим после бешеной гонки двигателем. Сегодня был исключительный случай.
Сначала Галина испытывала соблазн сымитировать свое пребывание дома: тихонько включить телевизор, зажечь всеет; пусть бы сын просто знал: она рядом. Но потом что-то зазудело в подсознании, и подняло ее на лестницу.
— Дим, как ты? — ласково спросила она, просовывая голову в дверь. Сын лежал на кровати, и, свесившись, читал очередной «ужастик». В своих вкусах он отличался постоянством. Заметив мать, он лишь мотнул челкой:
— Нормально.
— Дим, а ты не боишься быть один? — только задав вопрос, она поняла, как по-дурацки он звучит, учитывая, к кому она с ним обратилась.
— Ты чего, ма, — он хохотнул, — совсем уже?!
— Не, я не о том. Понимаешь, мне нужно в город съездить, а вернусь я где-то к десяти… — она осторожно перевела дух: самые страшные слова были произнесены.
— Езжай. Я не маленький, — он закрыл книгу и сел, отведя длинные пряди за уши. — Куда тебе нужно, если не тайна?
— Меня одна женщина позвала вместе в театр сходить. Одной скучновато-то как-то…
— Московский? — улыбнулся он снисходительно. — Знаю. Слышал сегодня по радио; весь день реклама шла.
— Да. Ты знаешь, я так давно не была в театре, с ума сойти! — она радостно всплеснула руками. — Ну, я тогда пойду причешусь, и поеду.
— Давай. У меня без тебя дел по горло, — хмыкнул он и махнул ей своим почти царским жестом.
Анатолий заехал за ней ровно в шесть, как и обещал. Он поставил машину за домом Карины, и несколько десятков метров Галина бежала к нему по скользкой дороге, прокалывая серую наледь «шпильками» изящных туфелек.
— Привет! — выдохнула она и обняла его за шею. Его теплые губы зарылись в ее тщательно уложенные волосы, локонами спускавшимися на шею. — Тише-тише, ты помнешь мой вид! — она смеялась счастливо, обнимая его и жалея, что нельзя без риска для макияжа, впиться в его рот поцелуем. Ничего, придет время. Боже! Когда же оно придет?!