– Он тебя командиром назначил, чтоб ты ответственность на себя взял и по шлюхам не бегал. Стыдно уже за нашу фамилию, особенно когда ее склоняют направо и налево и треплют, как космы продажной девки.
– Зато ты у нас может не по девкам, а брат?
– Дурак!
И я съездил ему в челюсть, он кинулся на меня, но Васька растащил нас обоих, потом толкнул Глеба в плечо.
– Эй вы, оба! Прекратили! Погорячились и хватит! Все…давайте выпьем по мировой и айда играть!
Он подмигнул Глебу, но тот повел плечом и распахнул дверь.
– На хрен вас обоих! Сам играй!
Васька хлопнул меня по спине по-дружески.
– Давай, Серега, не хандри. Если решишь присоединится я буду с матросами на палубе!
– Вали уже!
Когда они вышли я с яростью двинул кулаком по стене, разбивая в кровь костяшки пальцев. Вернулся к столу и наполнил стакан водкой, долго крутил в пальцах. В ушах всё еще стоял смех заключенной, а перед глазами её синие омуты затягивающие в себя как дивные бездны. Я тряхнул головой, залпом выпил, прижал к лицу руку, согнутую в локте, занюхивая адское пойло и в нос ударил запах соли, которым пропитался мундир.
«Катька! Та еще ведьма!»
По юбкам значит? А почему бы и нет? Кто мне запретит?
Я рывком поднялся с постели. Накинул плащ и вышел на палубу. К вечеру ветер усилился и мачты стонали от ураганных порывов. Корабль кренило из стороны в сторону. Женщины сбились в кучу на тюфяках и спали. Перед этим все вымылись в чанах, которые матросы таскали один за другим и пытались подсматривать за девками, когда те раздевались. Вдоль палубы протянули бечёвку и завесили парусиной.
Конвоиры совсем потеряли бдительность: один отсутствовал, а другой звонко храпел на своем стуле, сжимая в руках пустую бутыль. Несмотря на масляные фонари ничего невозможно было разглядеть в полумраке. И тем более ЕЕ среди спящих женщин.
Вдруг на моё плечо легла чья- то рука. Я резко обернулся, успев при этом вытащить из ножен шпагу. Скрежет металла вспорол тишину. Но я тут же вернул оружие обратно в ножны и тихо выругался. На ловца и зверь бежит или на зверя добыча.
– Испугались? – её голос оказался очень мягким, певучим, а когда она засмеялась я нахмурился, – А говорят, что моряки самые смелые люди на земле.
Я схватил девчонку за руку чуть повыше локтя. И от этого прикосновения шибануло как штыком под ребра. Я сжал пальцы сильнее:
–
Что ты здесь делаешь, а? Вас, что на ночь не сковывают?
Девушка снова усмехнулась, сунула руку в карман тулупа и, достав оттуда ключ, покрутила им у самого носа. Я быстрым движением отобрал его у нее и тряхнул девчонку за плечи, так что платок на затылок сбился и несколько золотых кудрей на лоб упали.
– Совсем, девка, ополоумела. Тебя за эту выходку…
– Пороть станете? Или сквозь строй пропустите?
А сама в глаза мне смотрит и кончиком языка по губам водит, а меня то в жар, то в холод швыряет и дышать становится трудно.
– Три шкуры спущу и за борт.
– Не спустите, – глаза ресницами прикрыла, а потом снова на графа подняла.
– С чего бы это?
– Вы Ивану бить меня не позволили…а сами сможете?
Я криво усмехнулся, а девочка умеет манипулировать и играть во взрослые игры. Сколько же лет ей, что умная такая? На вид не больше семнадцати, а в глазах ни капли наивности, словно за жизнь свою короткую немало мерзостей повидала, а может и сама творила.
– За воровство не бить положено, а пальцы или руку рубить. Как свои уберегла расскажешь?
Снова чувствую, как меня утягивает в эти синие омуты и губы у нее полные, сочные. На секунду свело скулы от желания попробовать их на вкус. Не отталкивали ни старый тулуп, ни грязный платок на голове. Мне хотелось его содрать и снова увидеть ее волосы. Заметил на скуле синяк и невольно тронул пальцем, а девчонка дернула головой.
– Бил тебя снова?
– Нас всегда бьют. За любую провинность.
– Что на этот раз?
Она отвернулась, а я повернул ее лицо за подбородок.
– Сопротивлялась слишком яростно, рожу ему расцарапала вот и двинул кулаком, чтоб не дергалась. Да ваши помешали ему, палубу обходили, а потом играть позвали. Вернулся пьяный и захрапел.
Я почувствовал, как от ярости перехватило горло. Сукин сын! Завтра башку ему оторву!
– И часто так сопротивляться приходится?
– Часто.
– Может часто напрашиваешься, м? Или воруешь?
Она слегка побледнела и дернулась назад, но я удержал.