— Лечи его, тётка… Если он умрёт, последуешь за ним.
Она гордо подняла голову и, сердито посмотрев на меня, сказала:
— С ума ты сошла, Марья! А ну, положи лук и хватай парня за ноги, вместе потащим в дом.
Послушно сделала, как она велела, и хоть сердце так и выскакивало из груди, спина не разгибалась, а руки и ноги дрожали от усталости, мы сумели занести его в дом. А потом, молча сидя на старом сундуке, смотрела, как ведунья хлопочет, вытаскивая стрелу и прижигая рану, прикладывая к ней тряпицу с мазью. У меня не осталось сил, но строгая Ная, не поднимая глаз, буркнула:
— Рассказывай, что там у вас приключилось.
Я покорно кивнула. Слова сыпались из меня горохом, перемежаясь с всхлипами, но она всё поняла. Дала мне кружку с зельем и велела выпить, прошептав лишь одно слово:
— Бедняжка…
Она хмурилась, натягивая на себя полушубок:
— Пошли, Марья. Возьмём сани и отвезём тела охотников, их тоже надо предать огню, они не заслужили быть растерзанными голодными волками.
Я согласилась. Ведьмино средство прибавило мне сил, и мы сумели исполнить свой долг, позаботившись о погибших. Вернулись в землянку, когда уже начало темнеть. Ная закрыла дверь на засов, но тут кто-то отчаянно заскрёбся в неё с той стороны.
Ведунья прислушалась и открыла. Внутрь тут же влетел большой лохматый пёс, верный друг Нила. Он сразу бросился к хозяину и, жалобно заскулив, устроился у лавки, на которой тот лежал.
Тётка Ная цыкнула на него, и собака присмирела.
— Нечего парня раньше времени хоронить, он ― сильный, богиня поможет, справится. А ты, красавица, садись за стол, поедим, нам обеим нужны силы. Так кто он тебе, родня? Ишь, чуть не убила меня за него…
— Прости, тётенька Ная, не в себе была, ― всхлипнула я, утирая нос рукавом.
— Понимаю, так кто он?
— Мой враг…
— Что ж, симпатичный враг. За такого можно и побороться, ― усмехнулась она, заставляя алеть мои щёки.
— Это не то, что ты подумала, просто не могла же я его бросить…
— Конечно, конечно, ― хмыкнула ведунья.
Я осталась у неё в избушке, и пока она лечила Нила, работала не покладая рук: ходила на охоту, добывая нам всем пропитание, убиралась в доме, стирала, колола дрова. Изредка украдкой заглядывала за занавеску, чтобы узнать ― как он там? Нила мучила лихорадка: его щёки пылали, губы потрескались и кровоточили, лицо покрывала испарина. Глядя на него, я не находила себе места…
Через несколько дней болезнь отступила, и молодой охотник быстро пошёл на поправку. Удивив всех, к дому пришёл конь Нила. Как он умудрился остаться в живых и разыскать хозяина ― никто не понял. Я отвела его в хлев и кормила, приговаривая:
— Какой же ты молодец, Огонёк, вот Нил обрадуется…
А охотник тем временем начал вставать и потихоньку ходить по дому, ни с кем не заговаривая, словно всё время о чём-то думал. Ведунья сама рассказала ему о том, что стряслось. Он только кивнул, а в мою сторону ни разу даже не взглянул. Это было так на него непохоже ― на душе стало горько и больно, словно меня ударили, а ответить я не могла…
На следующий день застала его у крыльца полностью одетым, он седлал коня. У меня упало сердце ― значит, уезжает, впервые я сама заговорила с ним:
— Куда ты теперь?
Он пожал плечами:
— Куда глаза глядят: нашего клана больше нет. Остались лишь мы с тобой, Марьяша…
— Есть ещё старики, они сейчас на зимовье ушли, ― зачем-то сказала то, что он и так знал.
Нил кивнул и вдруг улыбнулся:
— А ты что стоишь, иди скорее, собирайся. Не оставлю же я тебя здесь одну: мы ― враги и должны друг за другом присматривать. Согласна?
Его глаза смеялись, а я смотрела и не понимала, о чём это он говорит. Краска залила моё лицо:
— А с чего это ты решил, что я куда-то с тобой поеду? ― старалась как можно выше задрать нос, но сердце в страхе кричало:
— Не оставляй меня, только не оставляй!
И голос предательски дрогнул.
— Значит, не поедешь? Ну, ладно, ― он притворно вздохнул, ― так я и знал, потому попросил тётку Наю собрать твои пожитки, они уже в моей котомке…
С этими словами Нил, подхватив меня, посадил на коня, и, вскочив следом, уселся впереди.
— Ты что творишь, бесстыжий? ― радостно вскрикнула я, ― совсем голову потерял?
— Да, и давно, с самого детства. И ты об этом знаешь…
Я крепко обняла его, зарывший лицом в широкую спину и спрятав в ней свой смех:
— Не забывай, враг мой ― попробуешь обидеть, тебе не поздоровится!