Земля — усеянная телами, как своих, так и чужих. Кровь, отдельные конечности, хрипы… Аж в глазах мутнеть начало. Но когда все же совладала со слабостью и отыскала взглядом Иванко, даже безотчетно комкать брезент начала. Хотелось выскочить из повозки и встать плечом к плечу с любимым. Пусть увидит, что она не боится! Что доверяет ему свою жизнь! Честь…
Митятич яростно отбивался от двух: крупного и невысокого. Разбойники были быстры и проворны. У одного меч короткий, а у другого к клинку и нож прилагался. Матерые, хитрые… Не шибко на лесных грабителей смахивающие… И от этого озарения дурнее стало. Неужто прознал Ратмир о том, что она по его землям шла?
Большого Иванко успел мечом рубануть, но тут со спины на него напал еще один — коренастый, кривоногий. Закинул нож высоким размахом и прыгнул на Митятича.
— Сзади!!! — не выдержала ужаса Любава. Завопила так громко, что не только мужики обернулись, но и Боянка с Марфой на пол ухнули:
— Дура! — запричитала боярышня. — Выдала нас! — истерично принялась качаться, напоминая маятник. — Убьют! Снасильничают!!! — едва не драла на голове волосы, подвывая подруга.
Любава сама в ступор впала. Не привыкла, что вот так… все… безысходно и страшно, но от очередного звона железа шарахнулась вглубь повозки, где истерила боярышня и всхлипывала челядина, пока совсем рядом не раздался хриплый ор:
— Девку! Девку схватите!!!
Марфа вытаращила обреченно глазищи, а Боянка побледнела, словно мертвец:
— Вниз! — ухнула на колени Любава и, обдирая ногти, усердно засопела, подцепляя секретную створку лаза под пол телеги. Прикусила губу от натуги, ведь девичьих сил не хватало. Слава богу, подруга очнулась — бросилась на помощь и вдвоем они смогли открыть ход:
— Быстрее! — кивнула Боянка княжне. Любава проворно юркнула в проем. Терпеливо дождалась, пока спустится подруга, которая усердно дергала следом Марфу. И только они оказались на земле, аккуратно сокрыли лаз.
Выползать из-под телеги сейчас — в пик, когда народу тьма — нельзя. Надобно схорониться, чуть обождать, и как только ног поменьше мельтешить будет — можно и деру дать. Прокрасться, по земле постелиться, а там…
Любава села… обхватила колени руками и испуганно таращилась в никуда, вздрагивая от каждого стука, крика и жутких угроз. Вокруг мельтешили ноги, раздавался звон оружия, отборная ругань, сопение, охи, предсмертные хрипы и стоны.
Но всхлипнуть себе позволила лишь, когда под колеса телеги рухнул разбойник. Тошнотворная картина… Расширенные от ужаса и боли холодные глаза мужика, до сих пор сжимающего топор в руке, медленно стекленели. Из рассеченного от груди до живота тела буйно вытекала кровь, быстро впитываясь в землю. Ошметки одежды промокли от темной жижи… а от вида кишок, робко показавшихся из глубокой раны… хотелось блевануть.
Любава безотчетно прикрыла рукой рот, сглатывая рвотный позыв.
Покидающим сознанием разбойник цеплялся за жизнь, а поймав взглядом княжну, натужно не то захрипел, не то замычал. Говорить уже не мог — изо рта булькала и пенилась кровь, просачиваясь через бурую, куцую бороденку.
— Чего уселась? — зашипела Боянка, ощутимо толкая нерасторопную княжну в бок.
— Ой, — пискнула княжна, стукнувшись макушкой о низ повозки и тотчас пригибаясь к земле.
— А, вот ты где? — прохрипел басовито незнакомый голос, прогнав по телу волну безотчетного страха. — Ого, да вас тут трое?! — и в следующий миг Любаву дернули за щиколотку. Княжна шмякнулась лицом в землю, а пока отплевывалась, ее потянули резко и настойчиво. Она рьяно брыкалась, в ужасе цепляясь за кочки и землю буравя пальцами, но мужик, словно не замечая сопротивления, выволок жертву на свет божий.
Позади истошно визжала Боянка, ей высоко подвывала Марфа.
Грудь яро вздымалась, дыхание заходилось. Сердце лихорадочно скакало в животе, отдаваясь гулким эхом в голове. Любава извернулась и прытко лягнула разбойника, что есть сил, пытаясь освободиться от железной хватки. Но когда встретилась с глазами мужика, остро поняла, что влипла.
Оставаясь в хлипкой рубахе с задранным подолом, растрепанная и напуганная, она представляла собой — то еще зрелище, и что самое ужасное, оно пришлось по вкусу разбойнику. Несмотря на окровавленную рожу и множественные раны, он похабненько ухмылялся и похотливо пожирал ее взглядом. Жадно сглотнул, облизал пересохшие губы.
— Какая кобылка молодая да спелая! — хрипло прошептал, нагло ущипнув до боли ягодицу княжны. — Люблю таких объезжать!