– О, это было совсем непросто. Мы провели с отцом две недели в пути по пустыне, переходя от одного улуса к другому, от колодца к колодцу. Наконец мы нашли его. Я ожидал увидеть бога, а мне предстал дряхлый старик.
Очередная порция воды в котелке забурлила, и Эдуард кинул туда несколько щепоток сушёных трав. Рассказ К’Халима уводил их в далёкое прошлое, и пока что Эдуард не видел, как он может быть связан с его собственной судьбой.
– Он отослал отца прочь и говорил со мной. – Глаза К’Халима стали пустыми и далёкими. – Столько лет прошло, а я всё ещё помню его голос.
– Что же он сказал тебе? Он объяснил твоё видение?
– Он объяснил мне, что произошло. Рассказал, как умер мой дед, что тот хотел сказать мне, но не мог. – Голос пустынника внезапно дрогнул. – А потом он сказал мне, что будет. Он возложил на меня дело, увидев его в моей судьбе.
Эдуард не прерывал его, понимая, что они добрались до самого важного.
– Старик сказал, что умирает, но обещал, что на смену ему придёт особый человек. Что он будет не просто мухтади, а муаз’аммаль, говорящий из говорящих. Тот, которому суждено спасти людей в надвигающейся тьме.
Эдуард тут же вспомнил страшное предостережение мёртвого отца. Тот тоже говорил про отчаянное бедствие, ожидающее всех в скором будущем.
– Что же это за беда, которая постигнет нас? – спросил Эдуард, но К’Халим лишь отрицательно покачал головой:
– Этого он не сказал. По правде говоря, я надеялся, что ты расскажешь мне об этом.
– Я? – удивился Эдуард, и его тут же пронзила догадка. – Стой, не хочешь ли ты…
– Он сказал, что однажды я встречу человека с запада и он будет мухтади, как ты.
– Но я не первый человек, который пришёл к вам с запада, – предположил Эдуард, опасаясь того, к чему вёл этот разговор, – и, уж тем более, не последний.
– Он сказал, что лик этого человека будет помечен печатью боли.
Помимо своей воли Эдуард тронул бледный рубец, перечеркнувший лицо. Но этого всё ещё было недостаточно. Много у кого сегодня были шрамы. Войны, тяжкий труд и дикие звери позаботились об этом.
– Наконец, он сказал мне, что с ним будет спутник. Двуликий казуб, лжец, что служит двум господам.
– Ярви? – удивился Эдуард. – Вы поэтому подрались с ним?
К'Халим кивнул.
– Я не верю ему, мухтади, – признался пустынник. – Он не тот, за кого себя выдаёт. Его клинок поведал мне об этом.
– Ты прав лишь в одном, К’Халим, – твёрдо сказал Эдуард. – В том, что ты можешь ошибиться. Ярви много раз спасал мне жизнь. Да, он вор и разбойник, даже убийца, но я доверяю ему во всём.
– Я не сказал тебе самого главного, мухтади, – признался кочевник, посмотрев на древние доспехи странным взглядом. – Я тогда и сам не понял его слов. Их смысл открылся мне лишь тогда, когда я увидел тебя меж светом и тенью. Старик сказал мне, что придёт время, и муаз’аммаль станет чёрен и холоден, как сама ночь. Именно так я узнал тебя. Ты – Эдуард Колдридж, сын мёртвого владыки. Ты – мухтади, тот, что следует верным путём. Ты – муаз’аммаль, человек, которому суждено спасти всех нас.
Безумные слова! Эдуард не хотел верить им. Ему хватало своего груза ответственности, своей разрушенной судьбы и разбитых надежд. Спасти всех? От чего? Когда? Зачем? Много лет назад какой-то старик решил сыграть в пророка, предсказав его судьбу. Это просто совпадение. Почему он должен верить в это, как верил, похоже, сам К’Халим?
Да, именно такие мысли одолевали Эдуарда, но у них была и оборотная сторона. Его сны, его видения. Они никуда не делись. Приходилось признать, что он действительно обладал неким даром. Даром, который сам он считал сумасшествием. Да и дар ли это был? Сам Эдуард чаще считал его проклятием.
Но колдун действительно обладал силой, позволяющей ему знать вещи, которых он попросту не мог знать. Это ли было могуществом «тёмного»? К чему он прислушивался во время их встречи? Кто нашёптывал ему на ухо? Слышал ли он те самые голоса, что часто терзали самого Эдуарда по ночам?
Наконец безжалостный внутренний голос намекнул юноше, что тот может попросту использовать это суеверие. Он собирался напомнить пустынным вождям о тех соглашениях, которые они некогда заключали с его отцом, обещаниях, которые так и не выполнили. Пустынники охотнее пойдут за муаз’аммалем, чем за наследником свергнутого и казнённого графа.
Он не успел додумать эту мысль. Снаружи послышались окрики и звон оружия. В юрту ворвался человек, одна рука которого лежала на эфесе кривого меча, а другая сжимала свиток пергамента из верблюжьей кожи.
К’Халим поднялся на ноги, но не обнажил оружия.