Зарычав в ответ, громадный орк вцепился в морду зверя и не успокоился, пока большой палец не утонул в медвежьем глазу, превращая его в кровавое месиво.
Они сошлись в смертельной и безжалостной схватке. Никто из них не уступал другому в силе. Не уступал в ярости. Зверь-гигант и орк-великан сплелись в ком окровавленной плоти и шерсти. Их безумный рёв напоминал горный обвал.
Не осознавая, не ведая путей предназначения, они шли к этой схватке всю свою жизнь.
С яростным криком на спину медведя бросилась Зора, ухватившись за своё копьё. В то же мгновение пальцы Оша стиснули рукоятку меча Джона Гарена, что намертво застрял меж рёбер исполинского хищника.
Король вместе со своим ключником бессильно наблюдали за происходящим. Оба они никак не могли помочь совладать с разбушевавшимся зверем.
Снова и снова Зора била медведя в спину копьём, пока резким движением гигант не сбросил её. Девушка отлетела в сторону, сильно ударившись об окованный сталью сундук для дорожной утвари. Именно в этот момент Ошу наконец удалось извлечь меч капитана из туши монстра. Однако он успел нанести лишь один удар, прежде чем похожая на волосатое бревно медвежья лапа отшвырнула его в сторону.
Не сдавался лишь Ургаш. Покрытые чёрной кровью мускулы гудели от напряжения. Как только медведь отвлёкся на других противников, вождь страшно заревел и, собрав все свои силы, опрокинул мохнатого гиганта на пол.
Зверь издал дикий, глухой рык, тонущий в кровавой пене. Меч одного из стражников, торчащий из его спины, вошёл в тушу зверя по самую рукоятку. Очевидно, клинок распорол медвежье лёгкое.
Израненный гигант попытался перевернуться, но Ургаш не дал ему этого сделать. Оседлав необъятную грудь монстра, он прижал к полу одну из когтистых лап ногой, удерживая вторую обеими руками. Удар такой лапы мог легко сломать шею орка.
Окровавленная пасть, усеянная крупными клыками, вцепилась в правое предплечье вождя. Он непременно остался бы без руки, если бы медвежьи зубы не напоролись на стальной наруч, который Ургаш снял с одного поверженного им рыцаря много лет назад. Металл жалобно заскрипел, сминаясь под напором чудовищных челюстей.
Левая рука Ургаша судорожно шарила по полу, в поисках какого-то оружия, но не находила его.
– Вождь! – крикнул Ош.
Держась за окровавленную голову, он с трудом стоял на ногах, но у него хватило сил, чтобы бросить Ургашу меч Джона Гарена.
Когда рука великана поймала кожаную рукоятку, она тут же вонзила клинок в сустав правой лапы медведя, перерезая сухожилия и мышцы. Как только Ургаш почувствовал, что из лапы монстра ушла сила, он отпустил её, обрушив стальное лезвие на голову твари.
Распарывая толстую шкуру, оставляя страшные раны, меч отскакивал от медвежьего черепа. Зверь умирал долго и тяжело, упрямо пытаясь откусить Ургашу руку.
Снова и снова великан заносил над головой оружие, которое казалось в его огромной руке кинжалом. Наконец лезвие угодило в глаз, утонув внутри на три или четыре ладони. Мохнатое тело лесной твари содрогнулось в конвульсивной дрожи и обмякло, однако Ургаш не в силах был остановиться, обрушивая калёную сталь на тело мёртвого зверя. Страшно. Яростно. Первобытно.
Наконец оружие упало на пол, и Ургаш поднялся, обведя шатёр ошалелым взглядом. Его покрывало чёрно-красное месиво. Раны были глубоки и ужасны.
– Ну, вот… и поохотились, – глухо сказал он и рухнул.
Глава одиннадцатая
Заступник
Ныне встретили мы на южной дороге человека мужеского пола, коего признали помешанным. Выглядел он страшно, проявлял чрезмерное беспокойство и даже буйность. На вопросы либо отвечал невпопад, либо хохотал, словно безумец.
Деревенские мальчишки с неподдельным любопытством рассматривали огромный жёлтый клык на цепочке.
– Медвежий это, – сказал один из них, аккуратно поворачивая находку палочкой.
– А я говорю – кабаний, – не согласился второй. – У меня папку-то кабан потрепал прошлой зимой, след на ноге точно как от такого был.
– Да тише ты, разбудишь, – цыкнул на него приятель. В сене заворочалось что-то живое.
Мальчишки затаили дыхание, пока зверь не успокоился.
– Ты возьми, – предложил первый.
– Сам возьми, – не согласился второй. – А ну как проснётся, уши пооткручивает.
– Лирик! – позвал из сена грубый, хриплый голос.