Квинт инстинктивно подобрал меч. С обеих сторон и сзади в полудюжине шагов — палатки. Спереди узкий проход, расстояние шагов в десять. Вот оттуда и шел звук. Квинт босиком пошел вперед. Все его чувства обострились до предела. До него донесся еле слышный шепот. Кровь забурлила в жилах. Что-то не так. Поспешно вернувшись в кромешной тьме, он протянул руку и дернул за плечо Калатина.
— Просыпайся, — прошептал он.
Ответом ему был лишь раздраженное бурчание.
Шум снаружи тут же прекратился.
Сердце Квинта подпрыгнуло от страха. Видимо, он привлек внимание других, тех, кто по другую сторону кожаного полога палатки. Отпустив Калатина, юноша поспешно натянул сандалии. Пальцы скользили по ремешкам, и он одними губами грубо выругался. Но наконец-то обулся.
Выпрямившись, Квинт услышал тихий хрип. Потом еще один. Бормотание, сдавленный вскрик, тут же оборвавшийся. Рванулся к Лицинию. Может, хоть этот не испугается. Прикрыв тарентинцу рот рукой, он с силой тряхнул его.
— Просыпайся! — прошептал он. — На нас напали!
Увидел белки глаз товарища. Значит, проснулся. Лициний понимающе кивнул. Квинт убрал руку.
— Слушай… — прошептал он.
Мгновение ничего не происходило. А затем снова сдавленный стон, оборвавшийся через секунду. И знакомый чавкающий звук — звук меча, вонзившегося в тело и извлеченного обратно. Квинт и Лициний в ужасе переглянулись и вскочили.
— К оружию! К оружию! — хором заорали они.
Калатин наконец-то проснулся.
— Что происходит? — пролепетал он.
— Проклятье, вставай! Хватай меч! — заорал Квинт. — И ты тоже, Цинций. Быстро!
Он уже проклинал себя за то, что не поднял тревогу раньше.
В ответ на их крики кто-то спереди вонзил меч в палатку и резко рубанул вниз. Откинув разрезанную кожу, вошел внутрь. Квинт не раздумывал. Рванувшись вперед, он вонзил меч в живот врага. Тот сложился пополам, завывая от боли, но следом появился второй. Квинт изо всех сил рубанул ему по шее. Хлынула кровь, заливая все вокруг, и второй враг упал. К сожалению, за ним появился и третий. И четвертый. Громкие гортанные крики снаружи свидетельствовали о том, что это далеко не конец.
— Долбаные галлы! — заорал Лициний.
Квинт замер в изумлении. Что происходит? Карфагеняне заняли стены? Пригибаясь от удара, он сделал выпад гладием и с удовольствием услышал громкий крик раненого врага. Лициний встал рядом, и они вдвоем принялись отбивать натиск врагов, пытающихся ворваться в палатку. Долго они продержаться не смогут. Враги были вооружены, в руках щиты, а они в исподнем…
Слева от Квинта снова раздались звуки рвущейся кожи.
— Эти шлюхины дети кромсают нашу палатку! Калатин! Цинций! Режьте дыру сзади! — крикнул он через плечо. — Надо уходить.
Ответа не последовало, и Квинту сжало живот. Его товарищи мертвы?
— Пошли! — завопил Калатин мгновение спустя.
Квинт почувствовал громадное облегчение.
— Готов? — рявкнул он Лицинию.
— Да!
— Тогда отходим!
Сделав отчаянную серию ударов мечом по ближайшему врагу, Квинт развернулся и бегом бросился назад. Он чувствовал, что Лициний в шаге позади него. Ему понадобилось всего лишь мгновение, чтобы оказаться у порванного полога, нырнув в него, и с грохотом выкатиться к ногам товарищей. Они рывком подняли его на ноги. Обернувшись, Квинт в ужасе увидел, как Лициний, на расстоянии вытянутой руки от него, споткнулся и упал на колени. Квинт так и не успел ничего сделать: завывающие галлы накинулись на его товарища, как охотничьи псы на загнанного кабана. Мечи, кинжалы и даже один топор обрушились на римлянина. Даже в полумраке Квинт заметил, как хлынула кровь из многочисленных ран. Лициний рухнул лицом вперед, не издав ни звука.
— Ублюдки! — заорал Квинт и, отчаянно желая отомстить за товарища, рванулся вперед.
Его ухватили за плечи.
— Не глупи. Он мертв. Надо самим спасаться, — рыкнул Цинций. И вместе с Калатином быстро утащил его в темноту.
Их не преследовали.
— Отпустите! — заорал Квинт.
— Назад не вернешься? — спросил Калатин.
— Клянусь, — зло бросил юноша.
Его отпустили.
Квинт в ужасе огляделся. Вокруг царил сущий хаос. Некоторые палатки горели, освещая происходящее. Небольшие группы галлов бегали по лагерю, вырезая ошеломленных римских кавалеристов и легионеров, выскакивающих из палаток в исподнем на холодный ночной воздух.