Суниатон завыл от страха.
— Оставь его, ты, сын шлюхи, — зарычал Ганнон, тщетно пытаясь освободиться.
— А то что? — шутливо спросил Варсакон. — Здесь, под палубой, я хозяин, — жестко добавил он. — Делаю что хочу. Тащите его сюда!
Слезы бессильного гнева потекли по лицу Ганнона, когда он увидел, как друга подтащили к большой деревянной колоде, прибитой к доскам ближе к корме. Ее поверхность, размером с грудную клетку взрослого мужчины, была покрыта темными потеками, а у пола к ней были прибиты массивные железные кандалы. Сняв с Суниатона веревки, пираты рывком положили его на колоду лицом вниз. Он отчаянно извивался и брыкался, но врагов было слишком много. Спустя мгновение кандалы уже защелкнулись на его запястьях и лодыжках.
Варсакон подошел и встал позади него. Поняв, что сейчас произойдет, Суниатон завопил. Заорал еще громче, когда надзиратель достал нож и разрезал его штаны от пояса и до промежности. Потом Варсакон сделал то же самое с набедренной повязкой Суниатона, расхохотавшись, когда кончик лезвия задел тело и юноша вскрикнул от боли. Затем надзиратель сдернул разрезанную ткань, и его лицо перекосилось в похотливой гримасе.
— Очень здорово, — пробормотал он.
— Нет! — заорал Суниатон.
Ганнон был не в силах больше терпеть. Он начал брыкаться и извиваться изо всех сил, как необъезженный дикий конь. Поглощенные разворачивающимся спектаклем, державшие его пираты не ожидали такого, и Ганнону удалось вырваться. Мгновенно пробежав десяток шагов, отделявших его от Варсакона, Ганнон оказался позади надзирателя, который деловито расстегивал ремень, стягивающий его кожаную юбку. Юбка упала на пол, и надзиратель, удовлетворенно вздохнув, шагнул вперед, чтобы довершить дело.
Задыхаясь от ярости, Ганнон остановился и сделал единственное, что пришло в голову, — замахнулся правой ногой и изо всех сил ударил Варсакона промеж ног. С громким шлепком сандалия Ганнона ударилась в мягкий жир, свисающий между ног надзирателя. Издав пронзительный вопль, Варсакон мешком рухнул на палубу. Ганнон зарычал от радости.
— Как, понравилось?! — заорал он, ударяя подбитой гвоздями подошвой по голове Варсакона.
Он успел еще несколько раз садануть пирата ногой, пока не подбежали остальные разбойники. Они обрушили на него град ударов, а затем Ганнон увидел, как один из них замахивается рукоятью меча. Попытался увернуться, но сделать это со связанными руками было сложно, и рукоять меча ударила ему по затылку. Перед глазами вспыхнуло, колени Ганнона подогнулись, и он ничком упал на лежащего на полу Варсакона. Снова посыпались удары, и он потерял сознание…
— Просыпайся!
Ганнон почувствовал, как кто-то толкнул его в бок. С трудом пришел в себя. Он лежал на боку, связанный, как курица, которую принесли на кухню. Все тело болело. Судя по всему, голове, животу и паху досталось больше всего. Было больно дышать. Два-три ребра сломаны, подумал Ганнон. Почувствовал во рту вкус крови и принялся осторожно щупать языком зубы. Все на месте, хвала богам, шатаются только два. И верхняя губа распухла.
Его снова толкнули.
— Ганнон! Это я, Суниатон.
Юноша наконец-то смог сфокусировать взгляд на друге, лежавшем всего в паре шагов от него. К удивлению Ганнона, они находились на палубе на носу, под матерчатым навесом, замеченным ими еще на носу лодки. И, похоже, одни.
— Ты несколько часов был без сознания, — озабоченно сказал Суниатон.
Стало существенно прохладнее, вдруг понял Ганнон. В просвете между бортом и навесом он увидел оранжевого оттенка небо. Скоро начнется закат.
— Жить буду, — прохрипел он и потом начал вспоминать, что случилось. — Ты как? Варсакон не…
Он не закончил вопроса.
Суниатон скривился.
— Я в порядке, — пробормотал он и вдруг ухмыльнулся. — У Варсакона теперь долго еще не встанет, сам понимаешь.
— И хорошо! Хренов ублюдок, — хмуро прошептал Ганнон. — Почему же его люди меня не убили?
— Они уже собирались, — ответил Суниатон. — Но…
Услышав, как скрипнули ступени, ведущие на основную палубу, он умолк. Кто-то идет. Спустя мгновение рядом с Ганноном уже стоял египтянин.
— Ты к нам вернулся, — проговорил он. — Хорошо. Человек, который долго не просыпается после такого битья, часто вообще не просыпается.
Ганнон бросил на него гневный взгляд.
— Нечего на меня так смотреть, — с упреком сказал египтянин. — Если бы не я, ты был бы уже мертвецом. Не исключено, что тебя бы еще и трахнули, перед тем как убить.