Постепенно Малх смог расслышать их голоса среди шума. Они говорили по-гречески — в этом не было ничего необычного, когда в команде собрались люди из разных народов. В конце концов, греческий все еще был главным языком на море.
— Хорошо наконец очутиться в большом городе, — сказал один из тех, кто сидел спиной к Малху. — Не то что наши обычные гавани. По крайней мере, больше одной таверны.
— И предостаточно борделей с приятного вида женщинами, — рыкнул другой.
— И мальчиками, — злобно ухмыльнувшись, добавил третий, с покрытым шрамами лицом.
Египтянин резко засмеялся:
— Ты все о своем, да, Варсакон?
Тот ухмыльнулся.
— Просто хочется карфагенской задницы, — ответил он чуть тише.
Египтянин предостерегающе погрозил ему пальцем.
Один из компании хихикнул, и Варсакон бросил на него злобный взгляд.
— Злопамятный ты, — прошипел четвертый. — Хочешь отомстить за того, который тебе не достался?
— Не болтай, — резко сказал египтянин, подтверждая догадку Малха о том, что он среди них главный. Воцарилось молчание, а затем Варсакон и египтянин принялись о чем-то шептаться, поглядывая на посетителей таверны.
Малх тут же опустил взгляд, тщательно обдумывая все увиденное и услышанное. Эти люди нечасто бывают в больших городах. Выглядят намного жестче, чем следовало бы морякам с торгового судна. Про их товарищей ветеран сказал то же самое. Судя по всему, недавно у них в экипаже был карфагенянин. Или он был пленником? Малх встревожился. Со времени исчезновения Ганнона он еще ни разу с таким не сталкивался. Не слишком много информации, но Малху было плевать. Он пальцем подвинул ветерану монету, которую положил на стол. Глаза у воина расширились.
— Оставайся здесь, — прошептал Малх. — Если они решат уйти до того, как я вернусь, проследи за ними. Найми какого-нибудь уличного сорванца, чтобы передать мне, куда они отправились.
— Куда идешь, господин?
— За подмогой, — ответил Малх, безжалостно улыбнувшись.
Он пришел прямиком к командиру отряда, в котором служил Сафон. Его положение в обществе было таково, что командир едва не сбился с ног, желая ему помочь. Тут же собрали отряд из дюжины копейщиков-ливийцев. Хотя они и не знали о цели их задания, солдаты с удовольствием прервали тренировки с оружием.
Когда Малх пришел, Сафон спал, но одно упоминание о возможных сведениях о том, куда пропал Ганнон, заставило его выпрыгнуть из постели. Бостара мучило чувство вины за то, что он позволил Ганнону и Суниатону покинуть город, а вот Сафон все не мог себе простить, что не настоял на своем. Мрачной тайной, хранимой им в глубине души, было то, что отчасти он был рад исчезновению младшего брата. Ганнон никогда не поступал так, как хотел Малх, а он, Сафон, делал все как велел отец. И тем не менее, глядя именно на Ганнона, отец светлел взором. Конечно, Бостар ничего об этом не знал. Неудивительно, что братья разругались из-за этого случая и вскоре почти перестали разговаривать друг с другом. Это напряжение спало лишь немного, когда Бостар отбыл в Иберию.
Услышав новости от Малха, Сафон с новой силой почувствовал горечь. Мгновенно натянув длинную тунику и надев бронзовый анатомический нагрудник, он натянул на голову фракийский шлем и вставил ноги в поножи. Одеваясь, Сафон не переставал сыпать вопросами, но Малху было практически нечего ответить.
— Чем быстрее мы там окажемся, тем быстрее что-нибудь узнаем, — рыкнул он в ответ.
Через полчаса после того, как Малх покинул таверну, он уже был на месте, в сопровождении Сафона и копейщиков. На ливийцах были простые конические шлемы и длинные, по колено, красные туники, не подвязанные поясами. Вооружены они были короткими строевыми копьями.
Малх с огромным облегчением увидел, что четверо моряков и его информатор все так же сидят за столами. Греки уже дремали, а Варсакон разговаривал с египтянином. Когда Малх и его сопровождающие остановились у таверны, моряки резко обернулись. Их лица едва дрогнули, выразив беспокойство, но они не двинулись с места.
— Где они? — требовательно спросил Сафон.
В скрытности уже не было нужды. Малх показал, с удовольствием наблюдая, как египтянин и Варсакон вскочили, пытаясь сбежать.