Он был примерно в двухстах метрах от их “Апача”. Маккормак слышал, что Стайпер дважды или трижды стрелял по вертолету и по крайней мере один раз попал — поскольку за ним тянулось грязно-серое облако дыма, а сама машина противника заметно замедляла ход. Впереди под ними темнело что-то, не похожее на лес, над которым они летели. Только через несколько мгновений Маккормак рассмотрел, что же это было. Он увидел постройку, похожую на монастырь или небольшую крепость. Пилот вертолета, напавшего на них, держал курс прямо туда. По-видимому, он рассчитывал на то, что Стайпер не осмелится стрелять по нему вблизи жилого здания.
Маккормак знал, что парень сильно просчитался. Стайпер открыл бы огонь по этому вертолету даже в том случае, если бы на пути пуль и снарядов стояла его собственная мать. С первого дня своей службы в ВВС он жил ожиданием той минуты, когда сможет применить в условиях настоящего боя оружие этой чудо-машины.
Вертолет, который обстреливал “Апач”, падал теперь под острым углом прямо на монастырь. Маккормак увидел две крошечные фигурки, стоявшие под аркой ворот, а затем вдруг ринувшиеся внутрь крепости.
Стайпер открыл огонь. Маккормак заметил, что он попал в цель, и вертолет отбросило в сторону. От его прозрачной кабины посыпались осколки, и Маккормаку показалось, что изнутри в реку упало что-то большое и темное. Внезапно он почувствовал колющую боль в ногах. Маккормак знал, что это невозможно, но боль не утихала, она охватила все его тело и становилась все невыносимей. Последней мыслью Маккормака была мысль о том, что во всех историях о чистилище и вечном проклятии все же что-то было.
Стайпер выпустил ракету по вертолету, почти сблизясь с ним, но она прошла мимо цели и исчезла, словно огненный луч, в арке ворот.
Но к этому времени Маккормак был уже мертв.
Бреннер почувствовал удар такой силы, что он бросил его далеко вперед, а затем швырнул на землю. Однако Бреннер не почувствовал боли. У него только занемело плечо и верхняя часть правой руки, а по спине побежали теплые липкие струйки. Но боли не было, если не считать саднящих ладоней, содранных при падении, и сильно поцарапанной правой щеки — Бреннер внезапно почувствовал горьковатый привкус крови во рту. Боковым зрением он увидел, что Астрид тоже лежит на земле недалеко от него. Возможно, это он при падении увлек ее за собой и с девушкой ничего серьезного не случилось. Бреннер повернулся на бок, привстал и тяжело прислонился к каменной стене свода, у него пошли круги перед глазами. Целую секунду он ничего не видел и, сидя совершенно неподвижно, затаив дыхание, ждал смерти.
Но смерть не приходила. Тогда Бреннер открыл глаза и оглянулся. Он увидел мчащееся, раскаленное добела, ревущее пламя, наполнявшее весь сводчатый проход ярким слепящим светом, невообразимым шумом и адским жаром. Это ревущее чудовище было похоже на Цербера, стерегущего ворота в ад и внезапно сорвавшегося с цепи. Это была… ракета!
Поняв это, Бреннер судорожными движениями закрыл голову руками и упал ничком. Мысль о том, что он сделал это слишком поздно, обожгла его Волна нестерпимого жара на долю секунды накрыла его, пройдя над головой. За столь короткое время она не успела причинить ему серьезных повреждений, но боль, пронзившая все тело Бреннера, была просто адской. Он громко закричал и услышал сквозь рев удаляющегося снаряда крик Астрид. Огненный демон мчался вперед, и Бреннер понял, что произойдет дальше. Он знал это за секунду до того, как ракета внезапно изменила траекторию своего полета и под углом в тридцать градусов устремилась вверх, войдя в окно, расположенное на втором этаже, с такой точностью, словно именно туда была нацелена. Услышав звон разбитого стекла, Бреннер машинально втянул голову в плечи.
Почему-то прозвучали два взрыва с промежутком в четыре или пять секунд. Возможно, произошли какие-то функциональные нарушения в системе ракеты, и прежде взорвалось горючее носителя, а затем уже последовал взрыв боеголовки. От первого взрыва, блеснувшего, словно раскаленная молния, вылетели стекла на фасаде и разрушилась часть стены. Вместе с каменными блоками и стеклами наружу вылетело совершенно обуглившееся тело человека, опаленного пламенем, но все еще живого. Он судорожно размахивал в воздухе руками и ногами и пронзительно кричал нечеловеческим голосом. Прежде чем этот несчастный упал на землю и его крики прекратились, раздался второй взрыв. Он был намного мощнее, чем первый. Стены задрожали и прогнулись наружу, словно это огромное здание было обыкновенным раскрашенным воздушным шариком, накачанным воздухом до такой степени, что его оболочка готова была лопнуть. Взрыв, должно быть, уничтожил межэтажные перекрытия, и из окон первого этажа внезапно вырвалось пламя. Листы шифера с крыши взмыли вверх и закружились над двором, словно обуглившиеся кусочки сожженной бумаги, поднятые ветром из пепельницы.
В следующую секунду фасад здания рухнул. На землю посыпался дождь из камней и огня с таким ревом и грохотом, что все это напоминало картину гибели мира из Апокалипсиса.
Там, где была комната для молитв, полыхало красно-оранжевое пламя, а в центре был отчетливо виден охваченный ярким огнем огромный пяти— или шестиметровый крест, разбрызгивающий вокруг себя жаркие язычки трепещущего пламени, которые то гасли, то вспыхивали с новой силой. Вторая волна обжигающего жара накатила на Бреннера, и он снова закричал от боли, с ужасом глядя на свои руки, на которых вспухали большие водянистые волдыри. Бреннер чувствовал, что то же самое происходит с его лицом.
Внезапно Бреннера кто-то схватил и поднял на ноги. Ничего не видя, он отпихнул незнакомца и, только услышав крик Астрид, понял, что это была она.
Но прежде чем Бреннер ясно осознал, что происходит, третий мощный взрыв, словно оглушительный раскат грома, потряс монастырь. Астрид увлекла Бреннера за собой, а за ними устремился огненный поток бушующего пламени.
Вода смягчила падение, но она была такой холодной, что Салид чуть не умер, оказавшись в ее обжигающей ледяной глубине. Ледяной покров был таким тонким, что его можно было проломить одним пальцем. Разбив его при падении тяжестью своего тела, словно оконное стекло, Салид почувствовал, что его тело тут же онемело от жуткого холода, а сердце так заныло, как будто его пронзили острой иглой.
Салид опустился на самое дно маленькой речки и попытался выплыть на поверхность, но руки не слушались его. Он как будто окоченел, чувствуя жжение в легких. С момента его падения из кабины вертолета прошло, наверное, секунды две, но у Салида не было времени набрать побольше воздуха в легкие, и теперь недостаток кислорода давал себя знать. Холод парализовал его. Тело все еще отказывалось повиноваться ему, а одежда пропиталась водой и отяжелела, еще больше затрудняя движения Салида.
Однако, несмотря на это, он мог видеть все, что происходило над ним. Вода неглубокой речки была прозрачной как стекло. Салид видел расплывчатые очертания вертолета, который под градом пуль и снарядов ходил из стороны в сторону, словно проигрывающий боксер под точными ударами своего невидимого соперника. Единственная выпущенная по нему ракета прошла мимо, словно яркая комета с огненным хвостом, и исчезла под аркой ворот. Затем Салид заметил очертания второго вертолета, который явно шел на сближение с первым. Через секунду раздался взрыв ракеты где-то на территории монастыря. Салид увидел сквозь створ арки ворот полыхающее пламя и сразу же вспомнил о замеченных им раньше двух фигурках людей. У них не было ни малейшего шанса остаться в живых.
Наконец Салиду удалось пошевелиться, и он снова попробовал всплыть. Поверхность воды и очертания обоих вертолетов стали ближе, и Салид, собравшись с последними силами, сделал рывок, борясь за свою жизнь. Вынырнув на поверхность, он начал лихорадочно хватать ртом воздух.
Легкие Салида наполнились долгожданным кислородом, и стальной обруч, сжимавший его грудь и грозивший раздавить ее, лопнул.
Вертолет террористов тем временем прошила вторая пулеметная очередь “Апача”. Разлетевшаяся на куски кабина упала в воду в двадцати метрах от Салида, а корпус врезался в крепостную стену и взорвался.