При виде Шарпа он щелкнул каблуками и отсалютовал. Четкость движений настоящего вояки несколько не вязалась с подозрительно мягкими интонациями голоса.
– Капитан Фредриксон, сэр, – Фредриксон выглядел гибким, как хлыст, и крепким, как окованный медью приклад винтовки.
Второй капитан, более плотный и менее уверенный, позволил себе улыбнуться, салютуя:
– Кросс, сэр. Капитан Кросс, – похоже, капитан Кросс хотел понравиться майору Шарпу. Фредриксону было наплевать.
В момент повышения Шарпа охватил восторг, но сейчас он чувствовал некоторую нервозность. Кросс хотел понравиться Шарпу, но и сам Шарп хотел нравиться тем, кто пойдет в бой под его началом. Он верил, что если проявит себя дружелюбным, отзывчивым и разумным, они последуют за ним более охотно. Но верность из доброты не произрастет, а значит, эти мысли надо гнать от себя.
– Чему улыбаетесь, капитан?
– Сэр? – глаза Кросса метнулись к Фредриксону, но одноглазый стрелок молча буравил взглядом стену. Улыбка исчезла.
Этих капитанов с их ротами Шарп поведет к Господним Вратам на непростую ночную операцию – а там не до дружелюбия, отзывчивости и разумности. Может, он потом им понравится – но сперва они его возненавидят, потому что он заставит их подчиняться своим правилам. Верность появляется только из уважения.
– Сколько вас?
Фредриксон ответил первым, как и рассчитывал Шарп:
– Семьдесят четыре человека, сэр. Четыре сержанта, два лейтенанта.
– Боезапас?
– На восемьдесят выстрелов, сэр, – слишком хорошо, чтобы быть правдой. Британский порох был лучшим в мире, и солдаты редко могли устоять перед искушением продать несколько патронов местным и заработать на этом пару монет. Но ответ Фредриксона также значил, что недостача – не его, Шарпа, дело. Он, Фредриксон, позаботится о том, чтобы люди пошли в бой с полными подсумками.
Шарп перевел взгляд на Кросса:
– А у вас, капитан?
– Пятьдесят восемь человек, сэр. Четыре сержанта, один лейтенант.
Шарп обвел взглядом роты, выстроившиеся на площади. Стрелки были уставшими, небритыми, буквально падали с ног. Они только что завершили нелегкий путь от Коа[66] и надеялись на теплые квартиры, еду и выпивку. Полдюжины лошадей, принадлежавших офицерам, вяло топтались перед строем зеленых курток. Шарп взглянул на солнце: до захода еще три часа.
– Берем дополнительные патроны, соответствующие распоряжения уже отданы. Я расскажу сержантам, где их получить.
Кросс кивнул.
– Сегодня ночью нам предстоит пройти десять миль. Офицерские лошади остаются здесь, – он повернулся спиной к изумленному капитану Кроссу. – Капитан?
– Ничего, сэр.
Фредриксон лишь улыбнулся.
Той ночью холод пробирал до костей. Разбив лагерь, они сделали шалаши из веток и сварили пайковую говядину в маленьких походных котлах. Стрелки никогда не использовали обычные для остальной армии фландрские котлы[67]: те были настолько тяжелыми, что таскать их приходилось мулам. Чтобы вскипятить такой котел, нужна была целая вязанка дров, поэтому легкие части армии Веллингтона пользовались маленькими трофейными котлами, как пользовались и удобными трофейными ранцами. Шарп с удовольствием оглядел три десятка походных костерков. Здесь была и его собственная рота, сильно поредевшая после летней кампании 1812 года: лейтенант Прайс, три сержанта и двадцать восемь застрельщиков из полка Южного Эссекса, к которым добавились Харпер и еще девять стрелков из 95-го, старого полка Шарпа, выживших после отступления из Ла-Коруньи четырьмя годами ранее. Прайс, сидевший у костра вместе с Шарпом, взглянул на майора и поежился.
– Нам нельзя с вами, сэр?
– Ты носишь красный мундир, Гарри.
Прайс выругался.
– Все будет в порядке, сэр.
– Нет, не будет, – Шарп кончиком ножа вытащил из огня каштан. – До Рождества работы хватит, Гарри. Уж поверь мне.
Прайс обиженно проворчал:
– Да, сэр, – затем, не в силах долго дуться, ухмыльнулся и мотнул головой в сторону костров. – Задали вы им, сэр. Хотя не знаю, что тут было сложного.
Шарп расхохотался. Два лейтенанта, непривычные к отсутствию удобных седел, с трудом доковыляли десять миль. Стрелки же, поворчав, смирились: Шарп оказался просто еще одним ублюдком, лишившим их теплой постели и шанса на девчонку. Взамен им предлагалось спать в чистом поле в декабре.
Прайс снова выругался: каштан обжег ему пальцы.