Все еще боясь услышать горн, возвещающий о наступлении французской кавалерии, Шарп перестроил фузилеров и приказал перезаряжать. Делать это было довольно трудно: длинные байонеты обдирали людям пальцы, когда те пытались шомполом дослать пулю в ствол. Но придется сделать еще один залп. Джилайленд! Где, черт возьми, Джилайленд?
Французский офицер у дозорной башни заметил их первыми. Уланы! У англичан нет уланов! Но они были там, появились из-за линии горизонта на юге и влетели, словно черти, в лощину, отделявшую башню от замка. Они плохо держали строй и выглядели новобранцами, но, возможно, из-за того, что лошадям мешали колючие кусты.
– В каре! – каждый знал, что уланы делают с рассеянной пехотой, знал, что длинные пики способны проткнуть человека насквозь, превратив его в груду мяса. Немногие оставшиеся командиры, раздавая пинки и зуботычины, как раз закончили строить каре, когда всадники в серых шинелях выбрались на широкий луг.
– Вперед! – крикнул Шарп, так и не вступивший пока в реальную схватку с врагом. Две шеренги двинулись вперед, перешагивая через тела убитых французов, через умоляющих о помощи раненых. Шарпа охватила неуемная радость: он был в секундах от своего первого успеха в качестве командующего.
– Левее! Левее! – кричал, отчаянно маша саблей в сторону замка, капитан фузилеров, скакавший впереди конного отряда: самому Шарпу даже в самом страшном сне не могло присниться возглавить бешенную скачку нетренированных ракетчиков, возвращающихся в укрытие. Могут теперь хоть забить коней на мясо, свою работу они сделали: заставили батальон перестроиться в каре, превратили его в легкую мишень для следующего мушкетного залпа. Всадники, разбрызгивая лужи, влетали в замковый двор. Шарп снова остановил свои шеренги.
– Целься!
Французы знали, что их ждет: кто-то громко молил о пощаде, кто-то пригнулся, как будто боролся с сильным ветром или дождем. Потом огромный палаш опустился.
– Огонь!
Раздался чудовищный грохот залпа, мушкеты полубатальона фузилеров выплюнули непристойное ругательство, пули ударили по попавшим в ловушку французам.
– Вперед!
Но тут из замка снова донесся горн: «Противник – кавалерия».
– Назад! Отходим!
Фузилеры остановились, повернулись и побежали, как было приказано: скорее к восточной стене, пока их не накрыла надвигающаяся из селения атака французских кавалеристов. Достигнув стены, они снова остановились, выстроились в лабиринте руин, способных покалечить любую лошадь, чей всадник вздумает атаковать их, и радостно заорали. Они сделали это: напали на целый французский батальон и уничтожили его – доказательством этому служат устилающие долину мертвые тела.
Шарп отходил не торопясь: он видел, что немецкие уланы еще далеко и угрозы не представляют. Взглянув на монастырь, он увидел на крыше дюжую фигуру Харпера. Трупы в синих мундирах на дороге к монастырю ясно указывали место, где нашла свой конец французская рота. Шарп помахал Харперу, увидел поднятую в ответ руку и усмехнулся.
Взобравшись на руины восточной стены, все еще хранящие следы вчерашнего взрыва, он оглядел фузилеров:
– Ну, кто сказал, что это невозможно сделать?
Кто-то расхохотался, остальные улыбнулись. За их спиной артиллеристы медленно сползали с седел и уводили коней в стойла. Они переговаривались громко, как люди, только что избежавшие смерти. Шарп увидел, что Джилайленд возбужденно благодарит капитана фузилеров, возглавившего атаку, а потом направившего растерянных новобранцев обратно в замок, и громко позвал:
– Капитан Джилайленд!
– Сэр?
– Готовьте ваших людей!
– Будет сделано, сэр!
Шарп вложил палаш в ножны и снова оглядел фузилеров:
– Мы можем проиграть?
– Нет! – громом раздалось над долиной.
– Мы победим?
– Да! Да! Да!
Адъютант Пьер в ужасе и одиночестве застыл на холме у дозорной башни. Он услышал троекратный клич фузилеров и лишь тогда осмелился вновь взглянуть на долину. Выжившие солдаты разбитого батальона, подгоняемые одиночными выстрелами винтовок из монастыря и замка, старались поскорее добраться до селения, оставляя у Господних врат своих мертвых и раненых. Достав из кармана часы, Пьер щелкнул крышкой и записал время. Три минуты десятого! Всего семь минут бойни, спланированной настоящим профессионалом, семь минут, за которые французский батальон потерял две сотни человек убитыми и ранеными. Второй батальон, вставший в две шеренги перед селением, расступился, чтобы дать выжившим пройти, а в это время немецкие уланы у подножия холма уже строились поэскадронно.