При этом совсем другим было отношение к вероятному столкновению с западными державами, которое Гитлер не хотел исключать как последнее средство воздействия и которого так боялись его военные, хотя и не испытывали особого страха от будущей войны с Красной армией. С целью предотвращения войны с Западом диктатор был даже готов в августе 1939 г. в качестве политического блефа заключить со своим смертельным врагом формальный пакт. Если бы его расчеты оправдались, то нападение на Польшу могло перерасти в войну против Советского Союза. Это был один из многих вариантов развития событий в 1939 г.
Борьба с большевизмом была самым известным пропагандистским лозунгом Гитлера не только среди немецкого населения. На нем он строил, начиная с 1933 г., всю свою внешнюю и военную политику. С прекращением тайного сотрудничества с СССР, которое осуществляли рейхсвер и правительство Веймарской республики, перед Гитлером открылись новые конъюнктурные возможности в плане заключения союзов. Они должны были способствовать скорейшему развязыванию войны против России. Естественно, у него не было конкретной военной концепции. В этом деле он доверял, по крайней мере в 1930-е гг., своим генералам. Ведь они же, в конце концов, победили Красную армию в 1917 г. К тому же они получили и опыт военной интервенции в России в 1918–1920 гг.
«Мировоззренческие» идеи Гитлера, по крайней мере так, как они изложены в его книге «Майн кампф», выросли из хаотичного конгломерата праворадикальных лозунгов его времени. Из них он создал свою «ориентацию на Восток». Это была шаткая и противоречивая концепция, утопия, которая внутри нацистского движения допускала совершенно разные толкования, но не представляла собой никакой конкретной политической программы действий. Гитлер тоже сделал выводы из хода Первой мировой войны, что самый многообещающий для Германии путь к мировому господству ведет через Восток. Поэтому он и стремился в своих идеях опираться на победу германских войск в войне с царской Россией в 1917 г.
Однако корни плана «Барбаросса», восточной войны Гитлера 1941 г., уходят намного глубже. Как уже говорилось выше, идея войны Германии против России возникла еще в конце XIX века. Решающее значение для этого имела вероятность ведения войны на два фронта. Такая стратегическая ситуация нашла свое продолжение в политико-идеологической трескотне. Но образы врага, создававшиеся на культурном и расистском уровнях, а также имперские интересы в экономике не могли стать неотложным мотивом военного противостояния. Генеральный штаб занялся трезвой аналитической работой. Русская армия, несмотря на ее численное превосходство, могла представлять серьезную угрозу только в том случае, если рейху придется вести войну на два фронта. В соответствии с оперативными идеями германских сухопутных войск, в этом случае важно было нанести русской армии решительный удар в приграничном сражении и заполучить свой «залог» — при удобной возможности отобрать у царской России Прибалтику и Украину как «жизненно важные источники» — и продиктовать затем свои условия заключения мира. Наступление на Москву, т. е. вглубь России, было бы контрпродуктивным и опасным.
Здесь в качестве устрашающего фактора послужил не только пример Наполеона в 1812 г. Если такое решение придется принимать в ходе войны на Западе, сражаясь с Францией, то германские войска ни в коем случае не должны быть связаны на широких просторах России.
С принятием плана Шлиффена кайзеровская Германия наконец определилась с тем, что основная масса сухопутных войск вначале будет задействована на Западе в определяющем ход войны сражении, а затем — развернута на Восток. Но война протекала иначе. Наступление на Западе перешло в окопную войну, а оборонительное сражение незначительными силами с русской армией в Восточной Пруссии принесло неожиданный успех. Но и здесь, на польских землях, вначале все развивалось как кровопролитная война на истощение, пока немцам, благодаря их новой политической стратегии, не удалось ускорить крах Российской империи изнутри. Несмотря на антиславянскую пропаганду и пангерманскую идеологию «расовой борьбы», военному командованию удалось проводить трезвую стратегию с целью разложения противника. Неоценимую помощь Германии в долгожданном прорыве фронта в 1917–1918 гг. оказали поддержка Ленина и его революции, а также союз с нерусскими народами, стремившимися к самостоятельности. Крушение русского фронта и соглашение с новым, слабым центром власти открывали возможности для проведения широкомасштабных операций вплоть до нефтяных промыслов Кавказа. Наступление на Москву было излишним, поскольку правившие там большевики гражданской войной сами стремились еще больше ослабить центральные районы.