Прибыли ракетчики. Дезертирам, занятым катавасией у восточной стены, было не до перевала. Телеги преспокойно миновали замок и достигли монастыря. Сейчас кавалеристы, превращённые в ездовых, почтительно разглядывали затянутое дымом поле недавней брани.
Кто командует внизу? Жив ли Фартингдейл? Кинни, если не умер, сильно изранен. Так кто же раздаёт приказы ротам, избегнувшим ловушки Потофе? Огонь по площадке усилился, и Шарп присел. Рядом Харпер лениво заряжал многостволку.
– Ждём-пождём.
Слова Шарпа не предназначались ирландцу. Простая констатация. Всё, что от них зависело, они сделали. Оставалось сидеть и ждать падения замка. Жаль, что не успел червячка заморить.
Закрепляя флаги трофейными штыками, вбитыми в щели кладки так, чтобы полотнища было видно издалека, Шарп хотел показать фузилёрам, что их святыни целы. Обозлённые красномундирники восприняли это, наоборот, как личное оскорбление. В квадратах цветного шёлка с бахромой воплощалось для солдата всё: и далёкий король, и полузабытая отчизна. Ради того, чтобы вернуть знамёна, фузилёры готовы были горы своротить. От взрыва пострадали две роты; остальные, восстановив порядок, вновь шли на приступ. Впереди рассыпались стрелки Фредериксона.
Как ни странно, пушки сторожевой башни молчали.
По надвратному укреплению стреляли меньше, и Шарп дерзнул высунуться. Оценив решимость нападающих, он кивнул на оружие, валяющееся там, где его бросили сдающиеся дезертиры:
– Патрик, мушкеты!
Ирландец быстро собрал ружья. Забавно, четыре из них не были разряжены. В ответ на немой вопрос Харпера майор уронил:
– Пушка.
Орудие, сразившее Кинни, грозило той же участью его подчинённым. Расстояние от верхушки башни над воротами до капонира было великовато для мушкета. Майор положил непривычное французское ружьё меж зубцов, прицелился чуть выше макушки канонира с пальником, нажал курок. Приклад чувствительно толкнул в плечо. Амбразуру заволокло дымом. Из соседнего проёма пальнул Харпер. Шарп взвёл второй мушкет. Ветер улёгся, и дымная завеса таяла медленно.
Пушкари выламывали шеи, не в силах понять, откуда по ним палят. Шарп удовлетворённо хмыкнул и взял прицел ниже. Кремень высек искру, затравка вспыхнула, обжигая щёку, и вновь всё закрыл дым. Многоголосый боевой клич с насыпи отозвался паническими воплями во дворе. Шарп и Харпер встали в полный рост. На этом представлении у них были лучшие зрительские места.
Для отражения второй атаки у Потофе не нашлось туза в рукаве. Все надежды он связывал с миной и отчаянностью дезертиров. Теперь его оборона трещала по швам. Обстрелянные Шарпом артиллеристы забыли об орудии, побросали шуфлы с пробойниками и ринулись под сень донжона, заражая малодушием остальных. Перевалившую через обломки стены ораву фузилёров, слегка разбавленную зелёными куртками стрелков, вело ожесточение и жажда мести. Без жалости вонзали они штыки в тела врагов, и дезертиры, страшась острых лезвий, откатывались к донжону.
Запела труба. Повинуясь ей, стрелки Фредериксона прижали превосходящую их числом группу приспешников бывшего повара к конюшне под западной стеной.
Штыки не часто использовались в сражениях, по крайней мере, для убийства. Их главная сила заключалась в ужасе, который вызывала угроза их применения. Шарп мог насчитать с десяток штыковых атак, когда лезвия не обагрила даже капля вражьей крови. Здесь же был не тот случай. Двор превратился в капкан, где дезертиры подыхали дюжинами. Впрочем, в плен их тоже брали, и некоторые красномундирники защищали сдавшихся от своих сослуживцев.
Фредериксон без фальшивых зубов и повязки, мелькнул среди стрелков, штурмующих подъём на западную стену. Замок пал.
– Пора присоединиться к веселью, Патрик.
Шарп вызвал двух рядовых из камеры с лебёдкой и поручил им стеречь пленных. Сам же он в сопровождении ирландца по винтовой лестнице, потерявшей зловещий ореол, спустился вниз. Стонал раненый. Сержант-красномундирник встретил командира вопросом:
– Наши, сэр?
– Точно. Покрикивайте. Они же знают вас?
– Да, сэр.
Шарп открыл северный выход. На стене никого не было. На дальнем конце стрелковая ступень ныряла в северо-западную угловую башенку и продолжалась на западной стене. В проёме появился человек и, припав на колено, прицелился из винтовки. Шарп шагнул из полумрака на яркий солнечный свет:
– Не стрелять!
Томас Тейлор, американец, отнял оружие от плеча, улыбнулся (ещё бы, майора пугнул!) и окликнул кого-то позади себя. Навстречу Шарпу вышел Фредериксон. Его изувеченное лицо выражало изумление и радость:
– Так это вы в башне над воротами?
– Да.
– Боже мой! Боже мой! Мы-то думали, что враги! Боже мой! А вас-то и вовсе в покойники записали, сэр!
Шарп взглянул вниз. Бой шёл за вход в донжон. Во дворе всё было кончено. Фузилёры сгоняли в кучу пленников.
– Кто командует атакой?
– Будь я проклят, если знаю, сэр!
– Фартингдейл?
– Не видел его.
Шарп представил себе, что будет твориться, когда фузилёры дорвутся до запасов спиртного Потофе в донжоне и нахмурился. К счастью, ему было кому вверить столь деликатное поручение. Отдав распоряжения Фредериксону и Кроссу, Шарп повернулся к Харперу:
– Золото, что мы привезли Потофе, надо вернуть.
– Ух! Я и забыл о нём! – сержант улыбнулся, – После вас, сэр!
Проход со стены в донжон никто не охранял. Друзья рыскали по этажам, спуская сдавшихся пинком по лестницам вниз, под дикий ор баб и ребятишек ввязываясь в короткие схватки с теми, кто сдаваться не желал. Случайный взгляд в узкую бойницу, пробитую в южной стене донжона, и крепкое словцо само слетело с языка Шарпа.
– Сэр?
– Посмотри.
Его вина. Патруль стрелков докладывал о найденном ими во время предрассветной вылазки пути бегства из форта. Видимо, с тыльной стороны часть постройки развалилась. У него на глазах остатки воинства Потофе продирались сквозь колючки к вершине холма. Шарп выругался повторно. Его вина. Он пропустил доклад разведчиков мимо ушей.
Выражения Харпера были и забористее и причудливей.
– Желтомордый удрал.
Хейксвелл, легко узнаваемый по длинной шее на грузном туловище, мешком трясся в седле.
– Далеко не уйдут, сэр.
Не уйдут. О них позаботятся партизаны и зима. Чёрт, Хейксвелл опять улизнул!
Харпер попытался подсластить пилюлю:
– Зато в остальном у нас всё в ажуре, сэр!
Сержант говорил правду. Адрадос отмщён. Британские и французские заложницы на свободе, так же, как и паломницы, захваченные Потофе в День Чуда. Попы, изрыгающие хулу на безбожных англичан, подавятся проклятьями. Но Хейксвелл ушёл.
– И золото с ним.
– К гадалке не ходи, сэр.
Возмущённый гомон отвлёк Шарпа от самобичевания. На одном из этажей стрелки застали капитана Фредериксона с саблей наголо, прижатого к закрытой двери галдящими фузилёрами. Капитан облегчённо доложил Шарпу:
– Спиртное, сэр. Хватит, чтоб весь Лондон упоить.
Красномундирные офицеры быстро привели подчинённых в чувство. Пленных гнали вниз, во двор. Рождественские хлопоты. Победа. Наблюдая, как Фредериксон с помощью искусственных зубов и повязки обретает человеческий облик, Шарп спросил:
– Наткнулись на что-нибудь интересное?
Одноокий поморщился:
– Подвал, сэр. Тошнотворное зрелище.
Свет факелов с трудом разгонял густую мглу сырого подземелья со сводчатыми потолками. Протолкавшись сквозь молчаливую толпу фузилёров, Шарп и Харпер тоже застыли, не в силах вымолвить слово. Сбросив оцепенение, Шарп окликнул сержанта в красном мундире:
– Что стоите, сержант? Допросите пленников! Шевелитесь! Шевелитесь!
– Да, сэр.
– Хейксвелл? – подал голос Харпер.
– Скоро узнаем. Если пленные не соврут.
Кто-то очень постарался. Порядки в банде Потофе были далеки от братской любви. Провинившихся наказывали с жестокостью, что и в страшном сне не привиделась бы нижним чинам любой регулярной армии. Подвал смердел. Его пол устилали изуродованные трупы, выглядящие так, будто с ними поработал какой-то безумный мясник. Среди объеденных крысами останков мужчин Шарп скорее угадал, чем опознал нескольких женщин. Только один мертвец, голый и окоченевший, был невредим. Шарп нагнулся к его голове: