Генерал влез в седло, проверил саблю, готовясь к дневному марш-броску.
– Что там Пьер делает?
– Рисует, как всегда.
– Боже! – генерал возвёл очи горе, – Есть ли в мире хибара, мимо которой он пройдёт, не накарябав её в блокноте?
– Хочет книжку написать. – доверительно поделился второй адъютант.
Генерал зашёлся своим странным смехом. Батальон повернул к замку. Генерал тронул флягу с вином, заглянул в кожаную коробочку на передней луке, где хранил бумагу и карандаш для записок:
– Однажды я болтал с парнем, написавшим книжку. – он поскрёб подбородок, – Ох, и воняло же у него из пасти!
Собеседник отозвался дежурным смешком.
И тут с надвратной башни запела труба.
Глава 20
Фредериксон злился. Он-то ждал минимум роту французской пехоты, но никак не мальчишку с эскизным блокнотом. Труба заставила французика недоумённо развернуться к замку.
Труба подала голос вновь. Сигнал, в бою приказывавший бы: «Растянуться вправо!», сегодня давал понять затаившимся британцам, какому из трёх заранее оговоренных планов им должно следовать. Две ноты повторялись вновь и вновь, напомнив Фредериксону охотничий рожок. Только охота идёт нынче на зверя покрупнее лисы.
Адъютант дёрнулся было к лошади, но запнулся. Никто на него не кидался, никто в него не стрелял. Устыдившись собственного малодушия, он достал из кармана часы – подарок отца, открыл крышку с выгравированной на её металле надписью, и отметил в углу наброска точное время. Девять без четырёх минут. Опасливо оглядев холм, он приметил второе орудие на южной стороне, но людей, кроме него, не было. Врагов в красных мундирах он вдруг увидел в замке и окаменел. Выстрелы разорвали тишину.
Французский капитан сделал круг по пустому двору. Что-то пугало его лошадь, не помогала ни ласка, ни слова. Грохот ботинок первой роты полка слышался совсем близко.
Командир полка махнул рукой, и одна из рот свернула вправо, к монастырю. Полковник скользнул взглядом по надвратному укреплению. Добротное строение.
Ещё минуту назад капитан бы с чистой совестью присягнул, что в замке нет ни одного англичанина, как вдруг двор заполнился ими. На северной стене появился офицер-стрелок с трубачом. Горнист играл что есть силы. Щёки его раздувались. Из неприметной дверки сбоку ворот выбежали стрелки, втянулись под арку и прицелились с колен наружу. Другие рассыпались по северной стене. Французского капитана для них будто не существовало. Он оглянулся на шорох шагов позади. Из донжона к обломкам восточной стены, подгоняемые офицерами и сержантами, спешили красномундирники. Француз схватился за саблю, но тут его внимание привлёк энергично жестикулирующий офицер-стрелок на стене. Смысл его знаков был ясен. Спешивайся. Сдавайся. А то… Подняв винтовку, офицер взял капитана на мушку.
Француз проклял всё на свете и слез с лошади. Тогда-то и грянул залп. Пули проредили ряды первой роты французов. Краем глаза Шарп заметил, как опрокинулся с лошади окровавленный французский полковник. Офицеры орали, пытаясь выстроив подчинённых в линию, но пули стрелков со стены и верхушки надвратной башни быстро выкосили старший командный состав и принялись за сержантов.
– Передохни, парень. – бросил Шарп и трубач благодарно отнял мундштук инструмента от труб.
Немедленная лобовая атака могла бы спасти французов, но их шансы на это, после гибели офицеров и без того невеликие, окончательно перечеркнул новый залп. Шарп сбежал по ступеням во двор и помчался к восточной стене.
Остановить врага у ворот и ударить с фланга. Французы вопили, скрежеща шомполами в стволах. Фузилёры перебрались через насыпь и строились в два ряда. Шарп не торопил их. Возможности схватиться с французами в открытом поле больше не представится, а, значит, надо было отработать всё без сучка, без задоринки. Майор указал на промежуток между ротами:
– Ближе, ребята, ближе!
– Есть, сэр!
– Примкнуть штыки!
Щёлканье замков под треск винтовок и нестройный залп мушкетов. Французы таки образовали рваную линию на перекрёстке. Шарп вытащил палаш:
– Вперёд!
Жалко, что нет оркестра. В такие моменты оркестр очень кстати. «Падение Парижа» или песня стрелков «Над холмами и вдали». Как ни печально, но всё многообразие музыкальных инструментов сейчас ограничивалось горнами. Шарп тревожно покосился на дорогу от Адрадоса. Сориентируйся французы выслать кавалерию, и фузилёрам не сдобровать. На этот случай на верхушке донжона дежурил офицер со вторым горнистом Кросса.
Шарп взглянул вперёд. Стрелки на крыше монастыря обстреливали французов с тыла. Враг паниковал, толпой пятясь на восток, как Шарп того и хотел. Майор развернул строй фузилёров левее. Зелёные куртки оставили ворота, когда фузилёры перекрыли линию огня и, тоже сместившись влево, продолжали стрелять.
Терзавшие Шарпа ночью сомнения улетучились. Прошло время сомневаться, настал час действовать. Расстояние, отделяющее Шарпа и его бойцов от неприятеля, сократилось до пятидесяти метров, и вот стрелок уже перешагивает через убитых. Мушкетная пуля пронеслась у виска, встрепав волосы. Под ноги Шарпу попал французик, умерший с выражением крайнего изумления на юном лице. Позади рычали сержанты:
– Сомкнуться! Сомкнуться! – фузилёры несли потери.
Шарп остановился:
– Фузилёры! Цельсь!
Мушкеты, оконеченные сталью, вскинулись двойной линией.
– Пли!
Залп, убийственный с такой дистанции. Пороховой дым закрыл сдвоенный ряд красных мундиров.
– Правое плечо вперёд! Коли!
Блестящие штыки вынырнули из дыма, офицеры размахивали саблями. Все орали, и Шарп орал. Как и рассчитывал Шарп, вид штыков стал последней каплей. Французы утратили остатки мужества и побежали. Накануне, во тьме, под шёпот дождя, Шарп раз за разом прокручивал этот план в уме, гадая: получится-не получится? Получилось.
– Стой! Равняйсь!
Раненый француз кричал и полз к фузилёрам. Мертвецы густо усеивали перекрёсток. Выжившие откатывались к деревне. В двух шагах от Шарпа лежал убитый полковник. Его лошадь ускакала в долину, волоча поводья.
Майор перестроил фузилёров, беспокойно прислушиваясь, не раздастся ли сигнал горна, предупреждающий о появлении конницы, и проревел приказ перезарядить оружие. Нелегко перезаряжать мушкет с примкнутым штыком – орудуя шомполом в стволе, можно наколоться на лезвие или ободрать костяшки пальцев, но Шарпу нужен был ещё один залп. Джилиленд! Где Джилиленд?!
Первым их увидел адъютант Пьер с холма. Уланы? У британцев здесь нет улан! Тем не менее он своими глазами видел всадников с пиками, хлынувших с юга вниз, между замком и башней. Несмотря на шинели и форменные головные уборы, они выглядели дикой ордой, возможно, из-за того, что лошадям приходилось стеречься колючек. Хорошо представляя себе, что способна сделать кавалерия с рассеянной по полю пехотой, немногие избежавшие винтовочной пули офицеры и сержанты обескровленного полка принялись сгонять солдат в кучу:
– В каре! В каре!
– Вперёд! – скомандовал Шарп, и две шеренги пошли, переступая через тела мёртвых и умирающих. Считанные секунды на то, чтобы дожать успех и превратить его в победу.
– Влево! Влево! Влево! – капитан-фузилёр, который вёл ракетчиков-улан, резко свернул к замку.
У Шарпа и в мыслях не было бросать необстрелянных ракетчиков на штыки французской пехоты, но свою задачу подчинённые Джилиленда выполнили: остатки вражеского полка стянулись в плотное каре, отличную мишень для ружей фузилёров.
Сея брызги с лошадиных копыт, ракетчики пронеслись по дороге и скрылись в воротах. Шарп дал отмашку фузилёрам:
– Цельсь!
Французы поняли, что их ждёт. Кто-то припал к земле, кто-то молил о пощаде. Палаш опустился:
– Пли!
Мушкеты плюнули огнём, и каждый свинцовый шарик нашёл себе цель в тесных рядах французского каре. Прежде, чем с губ Шарпа слетела команда: «Коли!», на верхушке донжона заиграла труба: «Вражеская кавалерия!»
– Назад! Назад! Назад!
Фузилёров не понадобилось упрашивать, они во весь дух мчались к восточной стене замка, прочь от неприятельской конницы, спешащей из деревни. Оказавшись на верху насыпи, недосягаемые для пик французов, красномундирники разразились триумфальным кличем. Удалось! Они схватились с целым полком французов, а кто проиграл в этом поединке – о том наглядно свидетельствовали трупы в дорожной пыли.