Шарп не торопился. Немецкие уланы пока были далеко. Судя по тёмно-синим пятнам тел на просёлке, французскую роту, направленную к обители, постигла участь всего полка. Шарп заметил на крыше монастыря Харпера и приветственно поднял руку. Ирландец помахал в ответ.
Взобравшись на каменное крошево, хранившее следы вчерашнего взрыва, Шарп взревел фузилёрам:
– Ну, и кто тут тявкал, что мы не справимся?!
Фузилёры заулюлюкали. Позади них, во дворе, спешивались ракетчики. Они ошалело гомонили, будто люди, избежавшие верной смерти. Джилиленд что-то возбуждённо доказывал приведшему их под сень замковых стен капитану, тот понимающе ухмылялся.
Шарп приложил ко рту ладони:
– Капитан Джилиленд!
– Сэр?
– Держите своих ребят наготове.
– Конечно, сэр!
Вернув в ножны клинок, Шарп вновь повернулся к фузилёрам:
– А скажите-ка мне, парни, может, нам стоит сдаться?
– Не-е-ет! – исторгнутый десятками глоток вопль подхватило эхо в долине.
– Так, может, нам просто взять и победить?
– Да! Да! Да!
Адъютант Пьер, одиноко торчащий на холме, слышал тройной выкрик. Разгромленный батальон беспорядочно отступал к деревне, подстёгиваемый выстрелами стрелков из замка и обители, бежал прочь от кровавого ужаса у Врат Господа. Адъютант отворил крышку часов. Три минуты десятого. Семь минут заняла умно и хладнокровно спланированная бойня. Семь минут, в течение которых французский батальон потерял более двухсот человек убитыми и ранеными, но у деревни уже строился следующий батальон, а немецкие уланы горячили коней у подножия холма.
– Эй! Эй!
Адъютант не сразу сообразил, что зовут именно его. Полковник улан позвал опять:
– Эй!
– Мсье?
– Что у вас там?
– Да ничего, мсье. Тихо.
Несколько солдат разбитого полка вернулись за ранеными, но пули стрелков умерили их пыл. Французы возмущались, показывали, что у них нет оружия, но стрелки продолжали вести огонь. Солдаты вернулись. Дюбретон, слышавший разговор немца с адъютантом, подъехал к полковнику-улану:
– Осторожно, это ловушка.
Иного и быть не могло. Шарп командовал британцами. Дюбретон видел его во время атаки, восхищаясь и ненавидя одновременно. Тот, кто выпустил кишки целому батальону Императорской пехоты всего за семь минут, никогда бы не оставил сторожевую башню без присмотра.
Немец-полковник указал на адъютанта:
– Он же там?
– И британцы тоже.
Дюбретон вгляделся в заросли:
– Зовите его вниз.
– Ха! И потерять холм? У британцев могло просто людей не хватить на эту каменную рухлядь!
– Даже если бы у майора Шарпа было вдвое меньше солдат, половина их сидела бы на холме!
Немец повернулся к своему лейтенанту, обменялся с ним парой реплик на родном языке и ухмыльнулся Дюбретону.
– А это мы сейчас выясним. Дюжина моих удальцов поглазастей вашего художника от слова «худо».
– Вы впустую потеряете бойцов.
– Потеряю – отомщу. Марш!
Лейтенант повёл улан по одной из тропок, проложенных сквозь колючки. На фоне тёмной поросли ярко выделялись бело-красные вымпелы на концах уланских пик. Следом за немцами Дюбретон послал роту вольтижёров. Послал, спрашивая себя: так ли уж неправ немец? Возможно, Шарп решил не разбрасываться немногочисленными солдатами, тем более что башня находилась от замка дальше, чем занятая французами деревня.
Застрельщики, примкнув штыки, растворились в шипастых кустах. Шестьдесят человек разбежались по десятку тропинок. Уланы были почти у вершины холма.
Немец-полковник наблюдал, как стрелки отгоняют от раненых их товарищей:
– Вот же свиньи.
– Хотят, чтобы мы выбросили белый флаг. Выигрывают время.
Жёсткий противник майор Шарп.
Лейтенант-улан продрался через колючки и сказал адъютанту на ломаном французском:
– Поздравляю вас, мсье. Вы в одиночку захватили бугор.
Тот пожал плечами:
– Здесь никого не было.
– Сейчас проверим.
Фредериксон видел, как уланы медленно выбираются на вершину холма. Лошадиные копыта вязли в грунте, шипы царапали животных и их наездников. Не рота, конечно, но и на том спасибо.
– Огонь!
Грянули винтовки. Стрелков было раз в семь больше, чем улан. Кони с ржаньем падали, увлекая за собой всадников, и Фредериксон вскочил на ноги:
– За мной!
Один из улан чудом выжил. Он стоял, вертя головой, с пикой в руках. Фредериксон заговорил с ним по-немецки. Командира поддержали другие земляки, но улан упрямился. Фредериксон отбил саблей неловкий выпад пики, а сержант Росснер подбил соотечественника под колени и сел на него сверху, яростно костеря на родном для обоих наречии.
– Вперёд!
Фредериксон выбежал к башне, слыша сзади проклятия выдирающихся из кустов подчинённых. Пули вольтижёров плющились о камни старинной твердыни.
– Бей лягушатников!
Насчёт вольтижёров Фредериксон не волновался. И он, и его бойцы всю войну провели, сражаясь с французскими застрельщиками. Его лейтенанты сладят с ними. Сам он подошёл к глядящей на север пушке и выбросил гвоздь из затравочного отверстия. У хвостовика лафета валялся эскизный блокнот. Капитан поднял его, стряхнул землю с рисунка.
– Капитан?
Довольный фузилёр вывел из-за башни перепуганного французского адъютанта. Упертый между лопаток штык удерживал того от глупостей. Едва раздались выстрелы, француз нырнул в орудийный окоп, где его и нашёл красномундирник. У подножия башни было полным-полно вражеских солдат, а Пьеру хищно улыбалось самое жуткое существо, какое он только мог представить. Глаз у чудовища был один, вместо второго зиял рваный провал; сморщенная верхняя губа западала туда, где у обычных людей передние зубы верхней челюсти. Существо держало блокнот в руке. Ногти у него, как ни странно, были человеческими.
– Ваш?
– Oui, monsieur.
Устрашающего вида стрелок поводил по рисунку пальцем и перешёл на французский:
– Вы бывали в Лека-де-Бальо?
– Не довелось, мсье.
– Очень похожие дверные проёмы. Вам понравится. Ряд изящных стрельчатых окон над хорами и внизу. Строили, вероятно, тамплиеры, иначе как объяснить эти несвойственные местной архитектуре орнаменты.
Фредериксон напрасно сотрясал воздух. Адъютант Пьер потерял сознание. Фузилёр весело поинтересовался у капитана:
– Прикончить его, сэр?
– Боже правый, нет! – огорчённо запретил капитан, – Я надеюсь позже побеседовать с ним.
Винтовочные выстрелы хлопали с верхушки башни, вышибая из сёдел улан, построенных у подошвы холма. Немецкий полковник охнул, выругался и зажал рану на бедре ладонями.
Вольтижёры медленно пятились вниз. Пули срезали колючие ветки, пронизывали кусты. Капитан вольтижёров заметил на вершине холма красномундирников со штыками на мушкетах и заорал истошно:
– Назад! Назад!
Дюбретон развернул коня и поскакал к деревне. Шарп предугадывал каждый их шаг, каждый! Теперь им не оставалось ничего другого, как сделать то, к чему Шарп их так упорно подталкивал. Просить о заключении короткого перемирия, чтобы вынести раненых. Шарпу нужно время, и французы преподнесут это время сами на блюдечке с голубой каёмочкой!
– Полковник! – окликнул Дюбретона генерал. Адъютант генерала привёз из гостиницы скатерть.
– Да, мсье. Я понял.
Адъютант недовольно размотал полотенце, нацепленное на саблю, и Дюбретон заметил на ткани пятна от вчерашнего ужина. Вчерашнего… Времени-то прошло всего ничего, а будто сто лет, и вчерашние гости успели смешать с грязью гордыню вчерашних хлебосольных хозяев. Ничего, в следующий раз это не будет так легко. Дюбретон пришпорил скакуна.
Выстрелы затихали у Врат Господа. Ветер сносил пороховой дым. Шарп вышел в долину, усеянную им трупами, и принялся ждать своего врага.
Глава 21
– Майор Шарп?
– Сэр? – Шарп отдал честь.
– Мне следовало догадаться, что вы не отступитесь. – Дюбретон подался вперёд в седле, – Сэр Огастес не почил ли в Бозе ночью?