— Ты мне стрелочки не переводи! Ты же вся в глине!.. Господи, ну что ж за детонатор-то в заднице? Пусти, проверю… — и, сдёрнув с груди дозиметр, она лезет к моим ботинкам.
— Да успокойся ты, нет ничего критического, — отмахиваюсь. Вот повезло налететь на подругу так невовремя! — Просто мы с координатором ходили ловить грызунчиков, а потом их срочно препарировали, пока не передохли, вот и не успела привести себя в порядок.
— С каким таким координатором? — стонет она несчастным голосом, пока дозиметр, потрескивая, выводит циферки. И впрямь, ничего критического. Вымоюсь, почищу форму, приму таблетки, и всё будет тип-топ.
— С координатором Давросом, — против воли получается хвастливый тон.
Фенак поднимает на меня изумлённые глаза:
— С тем красавчиком из высшего звена, на которого ты ещё во время стажировки глаз положила?
— Угу, — теперь я даже не пытаюсь скрыть удовлетворение. — Сначала мы гонялись за одним крупным грызунчиком на равнине за городом, потом забурились на минное поле, потом накрыли целое гнездо с потомством… А потом испугали уловом канцлера Калкулу. День прожит не напрасно.
Фенак распрямляется, демонстративно поправляет очки и громко, на всю улицу, говорит:
— Свиданка на минном поле. А-хре-неть романтика!
Показываю язык. Не всем так везёт, чтобы парень, который тебе нравится, взял и сам позвал на вылазку. А потом ещё выяснить, что его знаменитая и высокопоставленная маменька тебя помнит и считает твою репутацию вполне приличной для того, чтобы ты разгуливала с её сыном по минным полям. Впрочем… про мины-то мы ей как раз говорить не стали. Все мамы одинаковые, особенно мамы учёных — вопят при виде мокриц с грызунчиками и сходят с ума, когда лезешь куда-то, где не очень безопасно. С отцами в этом отношении проще. Но папа опять на передовой, а отец Давроса, насколько я знаю, погиб много лет назад.
Ну и самое главное, что мне повезло сегодня узнать — это то, что парень, которого я уважаю, как специалиста, и который — чего уж врать — мне давно нравится, готов помочь с моими исследованиями в области сохранения жизни. И это даже несмотря на то, что Совет Двенадцати подчёркнуто игнорирует чистую науку, не связанную напрямую с военными целями, и даже готов её запретить — уж, во всяком случае, денег они нам точно не дадут. Но то, что Даврос готов рискнуть и выкроить финансы под исследования… И то, что мы будем работать с ним вместе… Вдвоём…
А мы могли бы стать самой знаменитой парой учёных за всю Тысячелетнюю войну!
— Ты покрасне-ела! — вопит Фенак на всю улицу. Зажимаю щёки и глупо хихикаю. — Так, короче! Ты сейчас же идёшь чиститься, а потом я жду тебя со всеми твоими подробностями! С меня чай. Я тебя даже пирогом угощу, у меня ещё остался кусочек, с настоящей луумой, как ты любишь. Только попробуй не прийти и не рассказать, что у тебя там с этим координатором!..
…— Что-то у вас не заладилось?
Ложка звякает в синеватом чае, и мне почему-то грустно на неё смотреть, но поднять глаза на подругу не могу. Иногда кажется, что Фенак слишком… ногами в тарелку лезет. Но у меня всё равно не получается от неё хоть что-то скрывать. В конце концов, мы с ней подружились ещё в детстве, вместе учились, вместе росли. Когда умерла мама, она мне её отчасти заменила — всегда помнит какие-то незначительные мелочи, о которых я вечно забываю, типа своевременных отметок в аусвайсе или бутербродов на обед, и всегда готова дать мне дружеский совет. Фенак знает, сколько патронов в моей обойме, словом, все секреты у нас с ней пополам. Но сейчас… я даже не знаю, как с ней заговорить. Поэтому отвечаю очень неопределённо:
— Так…
Она пристально на меня глядит, потом снимает очки и протирает их платочком.
— Ходят слухи, что ты закрутила с канцлером.
Говорю же, ногами в тарелку лезет.
— Валрон уже сделал мне предложение.
— А как же Даврос?
Грррр.
— Даврос?! Да он только с микроскопом спать способен, ни на что другое у него не встаёт! Я устала ждать, пока он скажет хоть что-то, кроме «подай-принеси-сделай»! Так и молодость пройдёт!!! — хлопаю ладонью по крышке стола. — Знаешь, что самое противное? Я ведь вижу, что ему нравлюсь! И все это видят, это даже его покойная мать видела! Того гляди карикатуры на нас рисовать начнут!
Фенак с удивлением глядит на меня:
— Почему бы тебе первой ему не сказать?..
— Ага, — взрываюсь от смеси злости и какой-то детской обиды, гложущей меня последнюю пару месяцев, — и получить в ответ снисходительное «Шан, мы учёные, у нас нет времени на глупости»?! Если он сам ко мне под китель не полезет, по собственной инициативе, то говорить с ним бесполезно. Уж поверь, я его знаю!
— И ты решила сделать так, чтобы он тебя приревновал, — убийственно спокойно заключает Фенак, водружая очки на переносицу. — Я, конечно, не семи пядей во лбу, как ты, подружка, но зато разбираюсь в мужчинах. Твой координатор слишком гордый. Смотри, как бы не обжечься. Я бы на твоём месте всё же с ним поговорила прямо. Ну, или что-нибудь ему в паёк подмешала, а утром сказала, что сам виноват и пусть теперь женится. Но провоцировать его с другим мужчиной — это слишком… — она заминается, — …опасно.
— Опасно? — фыркаю. Чушь какая. — И что он мне сделает? Он, кажется, даже не заметит, если я выйду за Валрона замуж! В лучшем случае на секунду оторвётся от приборов и бормотнёт поздравление.
— Ты на него очень серьёзно обиделась, — заключает она, пристально глядя мне в лицо. — А точно дело только в том, что он тебя игнорирует?
Вздыхаю и опускаю взгляд в чайную чашку. Дело не только в этом, разумеется. Меня раздражает то, что Даврос, отчитываясь по работе лабораторий, забывает указывать все имена, кроме собственного. Меня злит то, что он фактически присваивает чужие открытия, в том числе мои. Меня прямо бесит то, что власть имущие смотрят на меня не как на члена Научной элиты, а как на девочку на побегушках при координаторе. Порой я прямо мечтаю, чтобы с ним произошёл какой-нибудь несчастный случай, чтобы он загремел на больничную койку подольше, чтобы я хоть раз прочла отчёт перед Советом Двенадцати и перечислила всех, кто отличился, а не бестактно умолчала об авторстве того или иного изобретения.
А Валрон… Он хотя бы меня уважает. И любит — правда, любит. И не относится ко мне, как к своей собственности, как… к удобному предмету с хорошими идеями. Конечно, Даврос чертовски умён, а ещё с ним безумно интересно и даже весело, когда на него нападает хорошее настроение и он принимается острить направо и налево. А канцлер — просто добрый тюфяк. Везде, кроме работы, принимает форму того сосуда, в который его наливают, да и на службе тоже слишком мягкосердечный, даже странно, как попал в политику. Ему с таким характером только с малышами нянчиться, и меня, если честно, раздражает эта податливость. Но я устала ждать.
— Я просто устала ждать, — повторяю вслух, поднимая глаза на подругу. — Думаю, я приму предложение канцлера Валрона.
Фенак смотрит на меня, покачивая головой.
— Будь осторожней. Характерец у твоего координатора, в общем-то, не сахар, и власти у него достаточно, чтобы раздавить любого учёного из Элиты и даже канцлера, — она тяжело вздыхает. — Ох, Шан, ну куда ты опять влезла?..
…Ох, Шан. Вот теперь ты точно влезла так, что не выберешься. Ну не могла я по-другому, когда Даврос устроил сцену ревности на свой манер. А чего я ждала? Что он скажет, «бросай своего канцлера и иди ко мне»? Ну да, наивно ждала. Ну да, он сказал «бросай канцлера». Но в таком императиве, словно я — его рабыня, которой можно помыкать, как вздумается, и которая обязана безответно соглашаться с любым приказом. Это было просто оскорбительно, и нечего удивляться, что я его сразу же послала. А кроме того, он за мной следил. Он! За мной! Следил! За каждым шагом! Не удивлюсь, если со свойственной ему педантичностью подсчитал все поцелуи и комплименты Валрона. И закатил мне скандал — «ты с ним спишь», и всё такое! Не его, в конце концов, дело...
Хотя, если честно признаться, его.
И моё.
А Валрон так, под горячую руку попал. И теперь его перемелят за компанию со мной.
Мне страшно, мне очень страшно. Я всегда идеализировала мир вокруг себя. И уж точно считала, что живу в самом справедливом обществе. А оказывается, сфабриковать ложное обвинение и его применить по делу тут ничего не стоит, если на твоей стороне высшая власть. И никто не станет разбираться, правда это или нет, если одному высокопоставленному чиновнику захочется утопить другого, менее сильного — достаточно задействовать связи и нажать на нужные рычаги, чтобы выбранная жертва очень быстро оказалась в камере-одиночке для смертников.