Хищник вздыхает, то ли тяжело, то ли с облегчением, и вдруг говорит:
— Ты меньше суток назад сказала, что когда-нибудь я обрадуюсь, что далеки такие далеки. Знаешь, это случилось даже раньше, чем мы с тобой могли ожидать. Я чертовски рад, что ты такой далек, до мозга костей.
Наверное, это был комплимент. Или признание. Но я ему почти рада: наконец-то Доктор прекратит пытаться видеть во мне человека. Ведь я не человек.
К нам подсаживается Таша Лем, виноватая и радостная одновременно. Эти чувства низших. Зачем они нужны, если в них так сложно разобраться? Польза богатства эмоций и их смесей — миф. Мир стоит на простоте, и в этом отношении мы, конечно, идеальнее — даже без фильтра или злость, или радость, и никаких запутанных, как провода после взрыва, чувств.
— Венди, ты в порядке? — спрашивает папесса. Похоже, отрабатывает заботу. Что это она? Ведь ненавидела далеков.
— Подтверждаю, — спокойно отвечаю, не удостаивая её особым вниманием.
— Прости, я не знала…
Это уже интереснее. Всё-таки поворачиваюсь, чтобы лучше видеть Ташино лицо и как-то разобраться в её странных словах:
— Не понимаю мотивации. За что ты извиняешься, объясни-и?
Ещё любопытнее, у неё глаза слезятся — совсем немного, но мне заметно.
— Я… Если бы я только знала, я бы не стала стрелять.
Она добилась моего полного недоумения.
— Ты выполнила приказ, — уточняю я. — Всё было правильно. Это моя ошибка, я не предусмотрела такого исхода дела, как реактивация. Если командир отдал неправильный приказ, то это он виноват и несёт за всё ответственность.
— О, Венди, — стонет она и вдруг резко прижимает меня к себе. Фу, гадость! — Блядь, я так рада, что ты жива!!!
Пытаюсь отстраниться, но Лем в порыве эмоций этого не замечает. Приходится дать разряд средней мощности, чтобы её отшибить от себя подальше. Кто-то охает — наверное, кошка. Из травы несётся громкий папессин стон, в котором сквозит что-то очень непечатное.
— С возвращением, капитан, — хмыкает Вастра.
— Отчё-о-от? — требую. Силурианка надёжная, от неё можно получить более-менее вменяемый доклад о произошедшем. Но как ни странно, пересказывает события не она, а Донна:
— Когда ты начала регенерировать, мы укрылись на «Ди». Доктор переместил нас подальше от планеты, просто на всякий случай. Когда всё затихло, мы вернулись и нашли тебя здесь, на месте базы Давроса. Вот так.
— Рельеф переменился, — замечаю я. Слепой, и тот бы увидел. — В наличии растительность. Нет никаких обломков сфероидов. Объяснить?
Наблюдаю, как медленно садится Таша. На её лице всё ещё непечатное выражение, из волос торчат травинки — это отчётливо видно в свете восходящей луны, ночь вообще светлая благодаря ядру галактики и туманности. Однако Лем никак не комментирует ни мой предупреждающий разряд, ни свои ощущения, просто мрачно сверлит меня взглядом. Предположительно, досадует, что слишком близко подошла и слишком явно продемонстрировала чувства. Хороший урок ей на будущее — не фамильярничать с далеком. Я разрешаю это только Хищнику.
И он, словно почувствовав мои мысли, немедленно пользуется своим правом, опустив ладонь мне на плечо:
— Тыры-пыры, время-шремя. Ты состарила Скаро на пятьдесят пять миллионов лет. Похоже, у Давроса были какие-то заготовленные зародыши для следующего этапа терраформирования, и автоматика сработала, несмотря на смерть операторов. Вот так тут всё и расплодилось.
— Я состарила только Скаро? — уточняю я.
— Ну да, — Хищник дарит мне самую ослепительную из всех своих улыбок. — На высоте в двадцать тысяч миль над поверхностью состаривание прошло всего лишь на шестьсот тысяч лет. А на сороковнике вообще норма, минутка в минутку. Да и другое полушарие отстаёт, там пока в основном пустыни.
— Это… — я запинаюсь, подбирая слово, — …странно.
Улыбка галлифрейца делается ещё шире.
— Ох, ТМД, в мире столько странного и непонятного, что просто не думай об этом.
— У всякого оружия есть отдача, — бурчит папесса сквозь зубы.
Отдача?.. Опять что-то царапает на задворках памяти. Почему-то это кажется важным… Но нет, не вспоминается. Перевожу взгляд на Донну:
— Ситуация с отвёрткой. Объясни-ить?
Ноубл приосанивается и улыбается. Самодовольство из неё так и лезет. Ну, мне долго ждать ответа?
— Ты всегда обращала мало внимания на то, чем занят экипаж, — снова буркает Таша Лем. — Иначе бы хоть раз, но увидела знаменитую ручку Донны Ноубл.
Озадаченно гляжу на неё, потом на рыжую. Я уделяла им достаточно внимания, не надо вранья! Ну да, мало общалась. Но их же никакая нервная система не выдержит, мне просто необходимо было соблюдать небольшую дистанцию, и…
Донна хмыкает и заканчивает за Ташу:
— Я долго клянчила у Доктора собственную отвёртку, — могу себе представить, что об этом подумал рыжий, после Ривер-то. — А он вместо этого подарил мне ручку с фонариком в виде отвёртки. А когда нас схватили, я сразу сообразила, что безмозглые гиперсолонки инженера Давроса не заметят подмены, ведь ты же говорила, что они не способны на самостоятельный анализ. Ну и подменила, пока ехала в лифте. У секретарш из Чизвика быстрые пальцы и ловкие руки, бе-е. И кстати, — она поворачивается к Хищнику, — марсианский педди, с тебя новая ручка!
Умное решение, особенно для Донны. Но с нашими конвоирами такой номер бы не прошёл… Да. Император прав. Есть разница между далеками, лишёнными воли, и нами. У нас коэффициент выживания действительно выше.
Шелест травы за спиной. Романа подбегает вплотную и опускается рядом на колени, держа в руках не только маникюрные ножницы, но ещё стакан протеиновой смеси и какую-то одежду, судя по виду, свою.
Галлифрейские обноски. Квиты.
Безмолвно перехватив мой голодный взгляд на пищу, леди-президент сначала помогает влить содержимое стакана мне в рот, и только потом принимается перебирать тряпки:
— Вот. Ты теперь младше, размер должен подойти. Давай помогу разобраться с ногтями… Доктор, бесстыдник, отвернись уже от ребёнка!
— Я не ребёнок, — терпеливо поправляю очевидную ошибку галлифрейки, пока она принимается за мой маникюр. Хорошо, что у её расы сумеречное зрение не хуже нашего, а то не знаю, как бы справлялась с этими когтями сама. Тут же ни взять, ни дать, только отгрызть, а потом, как получится, так и подравнять. — Биологический возраст не имеет значения, переписанная личность старше. Как ты собираешься стричь волосы маникюрными ножницами, объясни-и?
— А зачем? — вопрос Романы вышибает мне все предохранители. То есть как зачем? — Это же красиво!
— Это неудобно.
— А я тебе косу заплету, — тут же заявляет она в ответ. — Я и заколки прихватила. Только вот с обувью, боюсь, проблема — придётся тебе дойти до синтезатора босиком.
Грустно смотрю на небо, пока галлифрейка всё-таки выталкивает Хищника погулять и расправляется с когтями на второй руке. По ночному небосводу плывёт ещё одна эскадра — высоко и недостижимо. Патвеб всё так же глух, даже не свистнешь, что со мной всё в порядке, а дистанция и полное отсутствие электроники не позволяют обратиться направленным сигналом. Как только доберусь до «Ди», так не за обувью побегу, а немедленно передам сообщение, что я цела и на планету можно смело садиться.
Наконец, вдвоём мы кое-как расправляемся с моим внешним видом: я достригаю когти на ногах, Романа приводит в относительный порядок мою шевелюру и помогает надеть незнакомую одежду. Экипаж молчит, но по умилённым взглядам Хейм и Вастры догадываюсь, что результат их вполне удовлетворяет. Донна, как щенок, носится под холмом на лужку рядом с Доктором, дёргает какую-то растительность. Бр-р! Таша, всё ещё недовольная, сидит в сторонке, у корабля, и тоже глазеет на небосвод.
— У тебя каждый раз будет такая отдача после выстрела? — наконец, спрашивает она.
— Неизвестно. Предположительно, нет, — странно, откуда уверенность? Словно я не в первый раз реактивировалась.
Не в первый раз… В мозгу словно щёлкают восстанавливающиеся связи.
Я вспомнила. И это даже важнее, чем сообщение Императору.
Встаю и шагаю вниз по склону к Хищнику, бросив через плечо экипажу: