– Фридменовское бюро основано для надзора за тем, чтобы законы, принятые Конгрессом, выполнялись. Одно дело освободить рабов, и совсем другое – позаботиться, чтобы они получили после освобождения полноценную работу. Сколько именно негров занято в вашей программе ремесленного обучения?
– О чем таком этот человек толкует?! – возмущенно крикнул Эрикссон. – Меня работа ждет! Я не разбираюсь в политике, мне нет до нее дела.
– Уверяю вас, здесь не тот случай. – Дуглас возвысил голос еще больше, заглушив разъяренного шведа. – Одна война закончилась – война между штатами. Но новая война только-только начинается. По закону рабов следовало освободить. Это сделано. Рабовладельцы получили компенсацию за то, что столь недостойно считали собственностью. Но это лишь первый шаг на пути к свободе. Если бывшие рабы смогут трудиться только на хлопковых плантациях, как в прошлом, они не получат экономической свободы, гарантированной им как свободным людям. Они нуждаются в образовании, в обучении ремеслам, до которых их не допускали так долго. Юг ныне претерпевает индустриальную революцию. Сейчас на Юге строят механические мастерские, заводы и верфи, а также паровозные депо. Югу они сулят процветание, а своим работникам – независимость. Негр, еженедельно приносящий домой жалованье, не зависит от других людей. Это правильно, это справедливо. Освобожденные негры должны принять участие в этом процессе. Таков закон! Федеральное правительство вложило средства, необходимые для постройки этой новой верфи. Она здесь не только для того, чтобы строить военные корабли, но и для воплощения новой политики промышленного развития Юга. Опытные машинисты и сборщики прибыли сюда с верфей Севера, чтобы передать свое искусство подмастерьям. Известно ли вам, сколько этих подмастерьев занято в вашей программе?
Раздосадованный до крайности Эрикссон вскинул руки над головой.
– Да говорю же, ко мне это не имеет никакого отношения! Я инженер, мое дело строить машины. Я ни разу не слыхал об этих новых законах, и мне нет до них ни малейшего дела. – Он обернулся к управляющему. – Дэвис, вам что-нибудь известно об этом?
– Да, сэр. Цифры у меня с собой. – Он вытащил из кармана замусоленный листочек. – Покамест к этой программе присоединилось только сорок три человека. Но когда вербовка закончится, будет в общей сложности сто восемьдесят человек.
– А сколько из них будут неграми? – прогрохотал вопрос во внезапно наступившей тишине. Дэвис утер залитое потом лицо и беспомощно огляделся. – Говорите! – настаивал Дуглас.
Управляющий верфи снова поглядел на листочек, потом смял его в потной ладони. И наконец чуть ли не шепотом вымолвил:
– Полагаю.., в настоящее время ни одного. Хотя чернорабочие…
– Так я и думал! – громом раскатились по конторе слова Дугласа. – Когда эта верфь согласилась принять федеральные средства, она заодно согласилась, что четверть всех подмастерьев будет негритянской расы. Это означает, что вы должны тотчас же принять подмастерьями сорок пять негров. – Вынув из внутреннего кармана сюртука пухлый конверт, он передал его злополучному управляющему. – Перед приходом сюда я принял меры, заглянув в местное представительство Фридменовского бюро. Его адрес на конверте. Внутри список пригодных и даровитых людей, имеющихся в наличии и горящих желанием получить работу. Проведите с ними собеседование. У вас неделя, чтобы предоставить список этих сорока пяти человек присутствующему здесь мистеру Литваку. Если к тому времени список не будет лежать у него на столе, всякое финансирование верфи будет приостановлено до той поры, пока нужные сведения не будут предоставлены.
– Он может так поступить?! – рявкнул Эрикссон на трепещущего Дэвиса.
– Д-да…
– Тогда не вижу проблем. Приступайте сию секунду. Моя программа строительства не должна останавливаться ни на миг.
– Но, мистер Эрикссон, проблемы.., есть.
– Проблемы?! Мне не нужны никакие проблемы. Наймите этих людей, как было уговорено.
– Но, сэр, есть ведь и другие подмастерья. Они отказываются работать бок о бок с черномазыми.
– Это не проблема, – отрезал Эрикссон. – Пусть тогда все подмастерья будут чернокожими. Слесаря с Севера наверняка с радостью научат их всему, что умеют сами.
– Я посмотрю.., что смогу сделать.
– Неделя, – угрожающим тоном повторил Дуглас. Затем его суровые черты озарились мимолетной улыбкой. – Мне нравится ваш стиль, мистер Эрикссон. Вы необычайно здравомыслящий человек.
– Прежде всего я кораблестроитель, мистер Дуглас. Я никогда не понимал, с какой стати американцы придают цвету кожи такое значение. Если рабочий делает свое дело, мне наплевать, даже если он… – Он замялся, подыскивая уместное сравнение. – Даже если он норвежец – я все равно приму его на работу. – Тут его прервал рев паровозного гудка. – О-о, прошу простить!
Он развернулся и стремительно вышел, поспешив навстречу пыхтящему локомотиву. В свое время он настоял, чтобы от линии Чесапик – Огайо сделали ответвление, доходящее прямо до верфи. Оно уже доказало свою полезность – стальной лист подвозят прямо к воротам дока.
Но на сей раз прибыл не обычный груз проката. Поезд состоял из единственного пассажирского вагона, прицепленного к паровозу, и замыкавшей цепочку тяжело груженной платформы. Когда Эрикссон подошел, оттуда спустился коренастый человек в сюртуке и высоченном черном цилиндре.
– Вы, случаем, не мистер Эрикссон? – осведомился он, протягивая руку. – Моя фамилия Пэррот, Уильям Паркер Пэррот.
– Оружейник! Чрезвычайно рад. Я и сам конструировал оружие, так что знаю, о чем толкую. А это 12-дюймовое орудие, о котором вы писали.
– Верно.
– Какое красивое, – Эрикссон отошел подальше, чтобы полюбоваться громадиной длинного вороненого орудия, ибо эта затаившаяся черная машина смерти радовала взор совершенством пропорций. – Где этот ваш затвор, вот его я должен осмотреть сию же минуту.
Оба вскарабкались на платформу, перепачкавшись сажей и даже не заметив этого.
– Газовый затвор, – пояснил Пэррот, – сердце орудия, заряжающегося с казенной части. Я тщательно изучил британскую пушку Армстронга, даже изготовил одну сам. Затвор у нее сложный, а когда начинается стрельба, он вскоре становится непригодным для исполнения своей функции. Отодвигающаяся стальная плита фиксируется на месте большими запорными болтами. Но она запирает камору не до конца. После нескольких выстрелов нагретый металл расширяется, начинается утечка пороховых газов, что просто-таки угрожает жизни орудийного расчета, ежели камору разорвет, – что случалось отнюдь не единожды. Но я, полагаю, нашел решение этой проблемы.
– Вы должны рассказать, нет, показать мне!
– Всенепременно. Принцип прост. Вообразите, пожалуйста, массивную нарезную камору, в которую ввинчивают нарезной затвор.
– Тогда выход газов полностью перекрыт. Но это ж дьявольский труд, да вдобавок долгий, выворачивать и заворачивать болт после каждого выстрела!
– Разумеется. Так позвольте же мне показать… Подойдя к казеннику пушки, Пэррот изо всех сил налег на длинный рычаг. Он и дотянулся-то до рычага с трудом, а уж потянуть его к низу так и не смог. Более рослый швед, несмотря на преклонный возраст сохранивший невероятную силу, протянул руку над головой у коротышки-оружейника и опустил рычаг могучим рывком. Затворный механизм провернулся – и откинулся на большой шарнирной петле. Эрикссон провел кончиками пальцев по резьбе на затворе и в каморе.
– Это разорванная сцепка, – гордо провозгласил Пэррот. – Идея проста, но добиться правильной машинной обработки было очень трудно. Как видите, после того как резьба в каморе и на затворе нарезана, и там, и там делаются продольные проточки. Теперь затвор можно просто вдвинуть на место. А с поворотом он фиксируется. Идеально запирая газ благодаря резьбе. После выстрела процесс повторяется в обратном порядке.
– Вы и вправду гений, – промолвил Эрикссон, поглаживая кончиками пальцев крупную резьбу. Пожалуй, он впервые в жизни похвалил коллегу.