— Жрать охота, — сообщил Васек.
— Я что-нибудь придумаю, — пообещала Гэла.
И он знал — если спутница пообещала, она действительно придумает.
Так и не сумев добраться до бледной худышки, злая Грыжа отправилась на кухню. Ворвавшись туда, она обнаружила внутри троих уцелевших работников. И тут же выявила свою новую жертву. Ей оказался юный парнишка, нарезавший овощи. Руки у него тряслись так, что овощи он резал как последняя скотина — то отхватывал огромные куски, то мельчил, то опять впадал в гигантоманию. От вида вопиющего непрофессионализма Грыжу передернуло. Она многое могла бы простись (она так думала, хотя на самом деле кухарка не прощала ничего и никому) но только не халтурную нарезку овощей. Сгустком ярости и злобы метнулась она через кухню, на ходу срывая с груди фартук. Работник заметил ее приближение, закричал, уронил на пол нож и морковь, и бросился бежать. Грыжа метнула в него фартук, но промахнулась. Работник заложил вираж и с криком помчался к выходу. Возможно, он решил, что ему выпал шанс спастись. Но зря он надеялся на лучшее. Не сбавляя шага, Грыжа выхватила из-за пояса разделочный нож и метнула его вдогонку. Тяжелый клинок со зверским хрустом погрузился в спину беглеца. Работник с ужасающим воплем рухнул на пол. Через секунду Грыжа уже нависла ним. Ее огромная нога поднялась, а из пасти донесся полный ярости голос:
— Я тебя, гниду, научу морковку шинковать!
После чего огромная нога верховной кухарки резко опустилась на голову подранка. Череп разлетелся вдребезги, по полу размазалась огромная розовая клякса. Обезглавленное тело несколько раз конвульсивно дернулось и затихло.
— Морковку шинковать не могут, — сквозь зубы процедила Грыжа. — Тоже мне, работнички. Да вас за это убить мало.
Тут она запоздало поняла, что погорячилась. Мало было просто убить недоноска. Помучь бы его, помучить! А то больно он легко отделался.
Грыжа прошлась взглядом по двум оставшимся работникам. Те тряслись от ужаса и рыдали в голос. Грыжа какое-то время раздумывала, не прибить ли всех их сразу, но затем решила дать сотрудникам второй шанс.
— Глядите у меня! — строго предупредила она и покинула кухню.
Едва ее шаги смолкли в коридоре, как работники, не сговариваясь, бросились наружу. Теперь им стало ясно — их участь предрешена. В свой следующий визит на кухню Грыжа разберется и с ними. Она явно собиралась полностью зачистить свой штат. Вероятно, Грыже показалось, что трудовой коллектив поражен тягой к систематическим нарушениям техники безопасности. Вот и решила заменить всех сотрудников. Набрать новых, предварительно зверски убив старых. Новых она тоже убьет — сомневаться в этом не приходилось. А некоторых даже съест. Кого-то возможно и заживо. Но это потом. А сейчас настала очередь старой гвардии.
Два последних работника помчались по коридорам, на бегу сбрасывая с себя колпаки и срывая фартуки. Они сами не знали куда бегут. Просто бежали, и все. Ужас гнал их. Они мчались так быстро, что едва не сшибли с ног бледную девушку, которая внезапно возникла у них на пути.
— Доблестные витязи, спасите несчастную деву! — воскликнула Гэла, заламывая руки и орошая лицо слезами. — Мои покои захвачены ужасным зверем. Мышью зовется он. Не знаю, как я пережила встречу с ним. Меня до сих пор трясет.
Как ни торопились работники, но соблазн легко и просто стать героями оказался слишком велик. Они последовали за Гэлой, уверяя ее, что мигом разберутся с монстром. И, конечно же, переоценили себя и свои силы. Потому что в покоях юной девы их поджидала отнюдь не мышь, а монстр куда крупнее и зубастее. Едва простофили перешагнули порог, как Васек набросился на них. Одному сразу выгрыз глотку, второго, визжащего и кричащего, схватил и потащил в темный угол. Гэла вошла последней и притворила дверь. Затем перешагнула через агонизирующего повара и спросила:
— Доволен ли ты, любимый?
Из темного угла донесся предсмертный хрип жертвы и сердитый рык Васька:
— Да!
— Вот и славно, — улыбнулась Гэла.
Пока Васек доедал поваров, Грыжа Антрекотовна вновь ворвалась на кухню. Там ее застало возмутительное зрелище — рабочая зона была пуста. Все бойцы оставили свои посты и сбежали.
— Вот я им покажу! — грозно рявкнула Грыжа и бросилась наружу.
Она обежала весь двор, покалечила нескольких угодивших под ноги слуг, до икоты напугала черного рыцаря и, наконец, оказалась на стене. Сверху она рассчитывала засечь беглецов и пуститься в погоню, но увидела кое-что иное — к черному замку приближалась армия. Бесконечно-длинная колонна ползла по дороге, ощетинившись в небо лесом пик. Впереди вышагивали музыканты, которые, как одержимые, били в барабаны и дули в трубы. Вся эта какофония должна была каким-то образом поднимать моральный дух воинов. К счастью, в имперскую армию редко попадали люди с развитым музыкальным слухом.
Впереди колонны пехоты ехали всадники — знаменосец и несколько офицеров. Выглядели они довольно грозно, особенно один — пожилой импозантный мужчина с сексуальным брюшком и мощным подбородком, в черном шлеме с двумя вороньими крыльями, воинственно поднятыми кверху.
На стенах возникла суета. Заиграл сигнальный горн. Вскоре на стене оказались и лорд Мортус, и Трокус, и много кто еще.
— Внутрь запустите Зертуса и офицеров, — распорядился лорд Мортус. — Солдатня пускай встает лагерем под стенами. В замке мне они не нужны. После них ничего не останется. Пусть грабят Свиностаса, а не меня.
Грыжа подошла к лорду Мортусу и спросила:
— Господин, скоро ли пробьет час идти за похищенным мужем?
— Скоро, Грыжа, скоро. Завтра пойдем.
— Господин, у меня плохие известия. На кухне обнаружилось гнездо тайных врагов, шпионов и предателей. Я зачистила всю ячейку.
— Всех? — вздрогнул Мортус. — То есть, всех работников перебила? Грыжа, ну зачем? А кто будет готовить сегодняшний ужин? У нас, вообще-то, гости.
Грыжа гордо расправила богатырские плечи и приосанилась.
— Вы полагаете, что я не сумею справиться с этой задачей? — спросила она с вызовом.
— Думаю, ты справишься, — пошел на попятную Мортус.
— То-то же! — веско сказала Грыжа и величественно удалилась со стены.
— Эх, мне бы сотню таких Грыж, я бы уже разорил все земли Ангдэзии, — мечтательно произнес Трокус.
— Дурак ты, — буркнул Мортус. — Сотня Грыж первым делом тебя съест, просто потому, что ты из мяса. А потом пойдет по белу свету, нанизывая на вертел все живое. Так что радуйся тому, что Грыжа у нас в единственном экземпляре. Даже двух таких, как она, будет слишком много для нашего несчастного мира.
Глава 45
Вся расхлябанность Безжалостного легиона, столь присущая ему в дни праздности, испарилась без остатка. Ныне это был четко отлаженный механизм, в котором каждая шестерня знала и исполняла предназначенную ей роль. Не успело войско прибыть под стены черного замка, как солдаты взялись ставить шатры и готовить ужин. Все это происходило с радующей глаз скоростью. Вскоре все пространство вокруг твердыни лорда Мортуса покрылось полем шатров, над которыми к нему взметнулись струи дыма. Вся округа наполнилась ароматом каши. Солдаты вели себя образцово — никто из них не прикасался к спиртному, никто не дебоширил, и даже не было поползновений совершить набег на ближайшую деревню с целью добычи в оной баб и прочих трофеев. Офицеры бдительно следили за своими подопечными, и подопечные знали — здесь не забалуешь. Это в тылу офицерский состав клал на дисциплину и сам отдавался разгулью. Но на боевом задании все обстояло иначе. На боевом задании за малейшую попытку своеволия или неповиновения можно было оказаться в петле. И оказывались. Паршивых овец регулярно развешивали сушиться на ветвях деревьев, но их количество никогда не было велико. В целом бойцы все понимали. Эти люди, в отличие от ополченцев, изредка собиравшихся пограбить и пожечь земли добряков, были профессиональными солдатами. Они осознанно выбрали эту стезю, записавшись в армию в юном возрасте. Многие из них побывали в десятках переделок, неоднократно смотрели смерти в лицо, и видели врагов не только на картинках, но и прямо перед собой. Все они имели отличную выучку и привыкли драться до последнего. Солдаты империи знали — за их отвагу и самоотверженное мужество император дарует им немалые привилегии, главной из которых была возможность грабежа побежденных. А после пятнадцати лет выслуги, если солдат умудрялся столько прожить, он выходил на заслуженную пенсию и получал кусок земли в каком-нибудь дремучем захолустье. Земля и награбленное в ходе походов добро позволяли худо-бедно провести остаток жизни, даже обзавестись семьей и нарожать наследников, которые зачастую шли по родительским стопам, и тоже оказывались в армии.