– Вы не представляете, какой ужас я сейчас пережил, – заговорил он, захлебываясь словами (и откуда только голос взялся). – Вы сами хоть раз заходили в этот… как его…
– Обезьянник, – подсказал Донцов.
– Это место так называется? – ещё больше ужаснулся Шкурдюк.
– Нет, официально оно называется изолятором временного содержания. А обезьянник или гадюшник – это из области устного народного творчества. Касательно вашего вопроса могу пояснить, что в этом малопочтенном заведении я бывал значительно чаще, чем в филармонии. К моему стыду, конечно.
– Это просто кошмар какой-то. Я подумать не мог, что в нашем городе имеется столько лиц с антиобщественным поведением. Эти ужасные вольеры, предназначенные скорее для диких зверей, набиты битком. Причём не только мужчинами, но и женщинами… Я исполнил свой гражданский долг, подписал всё, что было положено, а в результате меня ещё и оскорбили!
– Кто, милиция?
– Если бы! Юная девушка ангельской внешности. Сначала она выражалась нецензурными словами, а потом задрала юбку и показала мне задницу. Её подруги плевали в мою сторону. Мужчина весьма приличного вида обозвал ссученным босяком, ментовской совой и обещал пощекотать пером… Кстати, как это следует понимать?
– Зарежут, – хладнокровно пояснил Донцов.
– Вы считаете, что это серьёзно? – голос у Шкурдюка опять осип и, похоже, надолго.
– Вполне. Такие люди слов на ветер не бросают.
– Как же мне быть?
– Лучше всего изменить внешность. Иногда это помогает…
Глава 6
Рождённый под знаком Нептуна
Удача стала обходить Донцова уже довольно давно, сразу после разрыва с семьей. Любой суеверный человек (а Донцов, несомненно, принадлежал к их числу) счёл бы данное обстоятельство неминуемой расплатой за прежние грехи, но тогда напрашивался вполне естественный вопрос: а почему эта самая расплата ждала столько лет?
Неужели дело только в том, что человек, привыкший бежать по жизни вприпрыжку, под гром аплодисментов и звуки фанфар, уязвим в гораздо большей степени, чем тот, кого злодейка-судьба заранее протащила по всем своим жерновам и молотилкам?
Как бы то ни было, но под прежним беззаботным и благополучным существованием Донцова были подведена жирная черта.
Работа уже не привлекала его, как прежде. Из бульдога, славившегося неутомимостью и мертвой хваткой, он постепенно превратился в безвредного пуделя, гоняющего дичь только для виду. Новая должность, к которой он так стремился и которая должна была дать всей его жизни некий совершенно иной, свежий импульс, в действительности оказалась унылой рутиной, а дела, попадавшие в его руки, изначально не имели решения, совсем как знаменитый пасьянс «дырка от бублика», ставший причиной душевной болезни многих русских интеллигентов.
Дальше – больше. Удача так и не возвращалась, и это ещё можно было как-то стерпеть, но стала вдруг наведываться её антитеза – неудача, коварное и необоримое чудовище, до поры до времени приберегающее свои когти, но ловко ставящее подножки.
Адвокаты жены навязали Донцову долгий и мучительный имущественный спор, в результате которого он оказался на окраине города, в однокомнатной малосемейке, без машины и без библиотеки.
Любимый пес – рыжий, ласковый и наивный зверь – покрылся струпьями, облез, перестал принимать пищу, а потом вообще сгинул где-то.
За последние полгода Донцов не сумел передать в суд ни единого дела, вследствие чего прослыл волокитчиком и растяпой.
В довершение всего пошатнулось здоровье. Всё время хотелось прилечь, в крайнем случае – присесть. По утрам донимала тошнота. Мышцы утратили силу, сухожилия – упругость, голова – ясность. Восхождение на пятый этаж превратилось в проблему. Престало тянуть к женщинам, потом – к водке, а в конце концов и к закуске.
Когда пришло время очередной диспансеризации, проводившейся в их ведомстве через два года на третий, Донцов, до того манкировавший подобными мероприятиями, впервые честно сдал все анализы и без утайки поведал врачам о своём самочувствии.
Анализы были плохие, это он понимал и сам (работа в следствии многому может научить), но что является причиной пожара, сжигающего изнутри его организм, не смог определить ни хирург, ни терапевт, ни тем более эндокринолог.
Тогда Донцова подвергли ультразвуковой диагностике, для которой якобы были доступны все внутренние органы человека.
В темной узкой комнате ему предложили раздеться до пояса, уложили на жёсткую клеёнчатую кушетку и стали водить по телу чем-то холодным и мокрым. На маленьком черно-белом экранчике, расположенном в головах кушетки, замелькали какие-то смутные штрихи, похожие на телевизионные помехи.
Исследование проводила бледная, седая и иссохшая женщина, один взгляд на которую навевал мысль о бренности всего сущего. Руки её, время от времени касавшиеся тела Донцова, были ещё холоднее того прибора, которым она выискивала предполагаемую болезнь.
Если бы должности в больницах распределялись не по знаниям, опыту и связям, а исключительно по внешнему виду, то этой даме, наверное, довелось бы заведовать прозекторской.
Грудь, живот и пах Донцова не произвели на ультразвуковой прибор (а следовательно, и на его хозяйку) никакого впечатления. То же самое касалось и правого бока.
Зато слева обнаружилось что-то любопытное. Дама буквально утюжила бок Донцова своим прибором, заставляя его, словно в камасутре, принимать самые причудливые позы.
– Вы когда в последний раз проходили ультразвуковое исследование? – не отрываясь от созерцания экрана, спросила она.
– Никогда, – признался Донцов.
– Нужно каждый год проходить! – произнесла она с непонятным возмущением, как будто бы Донцов был уличен в каком-то неблаговидном поступке. – Одевайтесь. Завтра узнаете результат у уролога.
– Хорошо, что не у венеролога, – пробормотал Донцов, застегивая в темноте рубашку.
Дама, хоть и чахлая на вид, обладала, однако, весьма острым слухом. На незамысловатую шутку Донцова она отреагировала следующим образом:
– Смею заверить, молодой человек, что вариант с венерологом был бы для вас гораздо предпочтительней. Сейчас даже сифилис излечивается.
Её слова можно было понять так, что болезнь, обнаруженная у Донцова, лечению не подлежала.
Назавтра он уже знал свой диагноз – опухоль левой почки. Причём не какая-нибудь, а злокачественная. И не просто злокачественная, а третьей степени. Правильно говорят врачи – нет людей здоровых, есть люди необследованные.
Предстояла операция, но её успех никто не гарантировал. А пока исследования продолжались. Донцову вводили в кровь радиоактивный йод, а в бедренную артерию загоняли зонд метровой длины. Доза рентгеновского излучения, которую он получил за это время, могла лишить здоровья сама по себе.
Будучи человеком довольно практичным, Донцов перестал покупать себе новые вещи, отложил намечавшееся протезирование зубов и отказался от приобретения дачного участка. Такое понятие, как «планы на будущее», на время утратило для него всякий смысл.
Окончательное решение его судьбы было не за горами, но прежде предстояло выполнить задание, полученное от полковника Горемыкина, – найти преступника, порешившего ничем не примечательного пациента психиатрической клиники Олега Намёткина.
Любезно доставленный Шкурдюком к подъезду своего дома, Донцов на прощание сказал:
– Завтра с утра я хотел бы осмотреть тело убитого. Как это организовать?
– К сожалению, вы опоздали, – опечалился заместитель главврача. – Вчера его кремировали.
– Зачем понадобилась такая спешка?
– А что прикажете делать? Труп невостребованный, нам его хранить негде, а холодильник районного морга забит под завязку. Следователь дал добро, тем более что заключение патологоанатома имеется.
«Что-то я этого заключения в деле не видел», – подумал Донцов.
О налёте на клинику, состоявшемся осенью прошлого года, он решил не заикаться. У туалетного киллера Ухарева среди медработников могли иметься сообщники, а бывший эстрадный артист Шкурдюк не производил впечатление человека, умеющего хранить чужие тайны.