Амир подошел к пацану, отсчитал несколько тысячных банкнот.
– Заработать хочешь?
Москва, район ВДНХ. 23 августа 20… года
Оперативное время 4 часа 7 минут.
Человека, контакт которого ему дали в далекой, разорванной войной стране было трудно не заметить – даже если учесть, что он не видел никогда его лица. Суховатый, пожилой мужчина лет пятидесяти, итальянский костюм за восемь штук, красный галстук как удавка… наверное, повязывал второпях руки тряслись.
Предаст и не оглянется. Может, уже предал. Община – вышла на него давно, они имели общие дела. Через его – в Москве каждый месяц толкали десять – двенадцать килограммов чистейшего героина. Героин этот был родом не из Афганистана, а из долины Бекаа, одного из исконных мест возделывания опиумного мака. Часть денег – оставалась в Москве на нужды братьев. Сейчас – он должен был использовать то, что спецслужбы называют «матрица». Заранее купленные и арендованные квартиры, склады, дома, транспортные средства. Заготовленные еда, вода, возможно, что боеприпасы. Все что нужно для того, чтобы небольшой группе людей – несколько дней выживать и активно действовать в многомиллионном городе, не совершая ничего такого, что привлекло бы внимание полиции или спецслужб.
Нервный. Оглядывается. Это кстати свидетельствует о том, что засады – скорее всего нет. Если есть – то он наоборот, будет стоять как скованный. Как баран, ожидающий ножа…
Амир – сейчас он рассматривал какие-то сотовые в витрине – ногой задвинул за витрину полиэтиленовый пакет. В нем – было устройство из сотового и нескольких мощных петард – его последний шанс. Он всегда ставил отвлекающее устройство – его учил это делать человек, который прожил на джихаде двенадцать лет. Если его окружат – взрыв за спиной – отвлечет на секунду русистов и позволит ему выхватить оружие или пойти на прорыв. Если это обнаружат – то сочтут, что это выходка скинхедов или проделки конкурентов.
Скорее всего – если русисты и есть, они не будут его брать сразу. Один он им не интересен, им нужен джамаат. Он сможет оторваться – хотя бы потому, что знает это место лучше любого другого в Москве. Когда он еще не встал на джихад и его брат был жив – он два лета помогал брату торговать тут…
Решившись – он подошел к красногалстучному ближе…
– Ас саламу алейкум…
Красногалстучный обернулся. Амир поморщился.
– Не нервничай так, брат. Давай, отойдем…
Они отошли в сторону, приткнулись в углу павильона. Людской поток обтекал их, подобно горному селю после долгих дождей, когда мутная грязь, вперемешку с поваленными деревьями и мертвыми животными – стремить свой бег по затопленному селу, по узости ущелья. Люди шли, смурные, суетные, безразличные ко всему, не слышащие ни Аллаха, ни других, ни самих себя – и ведать не ведали, что здесь и сейчас – заключается сделка о их жизни и их смерти. Им на все было плевать…
– Как ты, брат…
– От кого ты пришел? – нервно сказал чеченец.
– От нашего общего друга из Дамаска.
– Он здоров?
– Да, он здоров и передает тебе салам…
Молчание.
– Он говорит, что скоро все утрясется и все будет как по-прежнему…
Чеченец вздохнул…
– Иншалла.
– У тебя все готово, брат?
Чеченец покачал головой.
– Готово то, готово, но…
Амир молча ждал.
– Есть слова, которые я хочу сказать нашему общему другу из Дамаска…
– Эти слова ты можешь сказать мне, друг. Клянусь Аллахом, я передам их в точности…
Снова молчание. Амир чувствовал, что что-то не то – но не мог понять, что именно. Его волчье чутье, не раз спасавшее его – молчало, но он ждал чего угодно, и держал палец на кнопке. Кнопке быстрого набора телефонного номера – номера телефона, который в пакете…
– Мой сын, Шамиль – нервно сказал чеченец – уйдите от него! Мы так не договаривались…
– О чем ты, брат… – не понял Амир.
– Мой сын, Шамиль. Вы втянули его… он хочет идти на джихад… выселиться в лес. Так не пойдет. Его место здесь, его джихад будет более полезен, если он будет помогать братьям здесь, в Москве.
Вот оно что…
А тот, кто берет друзей среди кяфиров – тот и сам кяфир…
Амир много слышал про это – но редко ему доводилось убедиться лично в справедливости этого утверждения так ясно, как сейчас. Как мало надо, чтобы проникнуться неверием, лицемерием и выйти из ислама. Воистину – в городах неверных отравлен даже воздух, здесь среди куфра – невозможно долго жить и оставаться правоверным. Поэтому все, кто с умным видом рассуждают об аль Валя валь Бараъ[17], кто придумывает разные трактовки этого, чтобы оправдать свою трусость и приверженность куфру – воистину, хукм такого «правоверного» слаб, и случись ему предстать перед Аллахом – он ничего не сможет сказать, и ему останется только опустить глаза от стыда.
17
Сложное понятие. «Дружба и непричастность» – означает возможность правоверного существовать в государстве и обществе, созданном неверными, осуществляя все необходимые социальные контакты – и в тоже время оставаться правоверным, не впадая в куфр. Вокруг этого понятия, его применимости к тем или иным ситуациям – постоянно идут споры. Границы этого понятия – фактически это границы между нормальным сосуществованием правоверных и неверных и гражданской войной.