Выбрать главу

Для дынь тогда был не сезон, поэтому я наполнил ее кожурой от яблок и груш.

Несип старался показать, что понял мою шутку, и стал ласково поглаживать меня по плечу, дрожащим голосом поясняя своей девушке, что я самый главный шутник в школе. Но тем не менее самый хороший парень. По его словам было видно, что он умоляет меня не продолжать.

Но я с теми же вежливыми интонациями в голосе сказал:

— Вы не желаете отведать мой подарок? Если хотите, я вам помогу.

Я ринулся ему навстречу как хищник, готовящийся напасть на добычу. Бедный Несип понял, что если он не исполнит мою просьбу добровольно, то тут же окажется на земле и будет вынужден сделать то же самое, но в еще более униженном состоянии, под градом ударов. Он уже знал мой характер. В такой миг я готов был расстаться с жизнью, но не отступился бы от своего.

Если бы на его месте оказался кто-нибудь другой, он, возможно, и не сдался бы, не пал так низко в глазах своей любимой и сопротивлялся бы до последнего. Но я ведь уже сказал, что мои враги сами были чрезвычайно низкими и подлыми людьми.

Несип взял пригоршню подаренных ему очистков и поднес их к побледневшим губам. Он, несомненно, съел бы их. Но я сам не мог вынести подобного падения. Я уже получил отмщение, и моя злоба утихла. Я махнул рукой:

— Выброси их! А теперь убирайся!

Понурив головы и держась подальше друг от друга, они ушли.

По той причине, Недждет, в тот вечер я стал твоим другом. Потому что и я испытал то же унижение, ту же боль, в том же месте, что и ты. И я взял тебя под свою защиту. У тебя никогда не хватило бы сил, чтобы противостоять им. Я помогал тебе и в школе, и вообще в жизни. Ты всегда был благодарен мне за это. Но, по правде говоря, это я твой должник.

Я был обречен на то, чтобы никогда не знать, что такое настоящая любовь. Человека с таким лицом, как у меня, напоминающим страшную и в то же время комичную маску, ни одна женщина никогда не полюбит. К тому же я слишком горд. Я не стал бы просить любви. И, следовательно, я был вынужден прожить свою жизнь неисправимым врагом женщин. В детстве я не придавал этому особого значения. Когда я повзрослел, я сам мог придумать для себя занятие по душе, чтобы не чувствовать потребности в любви. Так и случилось. Но подумай, Недждет, разве в возрасте между пятнадцатью и двадцатью пятью годами для человека может быть что-нибудь важнее, чем любовь?

Никто не мог и предположить, что у этого парня, который в жизни испытывает удовольствие только от драк и борьбы и на теле которого не осталось живого места, что у этого грубого и жестокого дикаря тоже есть сердце. Я хотел как раз этого. Но мои раны были гораздо глубже, чем те, которые покрывали мою плоть. Я взирал на людей, которые говорили, что они любят и любимы, как на существ из иного мира. На моем пути встречались женщины. Даже простой взгляд одной из них был бы для меня бесценным подарком. Но я думаю, что и это едва ли возможно.

Да, я должен был пройти по жизни, так и никогда не испытав любви. Но ты, Недждет, по крайней мере, дал мне почувствовать, что такое дружба, товарищество. Для такого обездоленного человека, как я, и это уже немало.

Взгляд друга не похож на взгляд любимой женщины, ему удается проникнуть внутрь, за ужасную маску, скрывающую лицо, и увидеть красоту души.

* * *

Близится утро. Месяц отодвинулся от моего изголовья. Я все еще лежу на спине на раскладушке лицом вверх и, подложив руки под голову, смотрю на небосвод. Передо мной все еще бежит мигающая лента, на которой записан сценарий моей жизни. Все еще продолжаются вспышки и разрывы…

Как я и говорил, в этом фильме только мы с тобой вдвоем хорошо видны. Все остальные образы то возникают, то гаснут, растворяясь в тени.

Мы учились в старших классах. Ты стал мягким, красивым, мечтательным юношей. Я был очень сильным и смелым, спортивным. Характер мой понемногу менялся. Я уже не был таким резким и агрессивным. Даже наоборот, я научился хорошо ладить с окружающими. Теперь я понимаю, почему так случилось: уже никто не смел поднять на меня руку. А раз так, то и я не видел необходимости делать кому-либо плохое. Значит, я был до этого злым, жестоким, коварным, безжалостным только в ответ на подобное же отношение ко мне со стороны других людей. Это являлось самозащитой.

Теперь мне уже не нужно было разбираться с окружающими. К тому же я видел, что не только тела, но и их души были нездоровыми. Вступать в бой с такими людьми казалось для меня такой же низостью, как издеваться над калекой-нищим, просящим на улице подаяние.

Я стал неплохо уживаться со своими товарищами. Я болтал и шутил без умолку. Меня охотно приглашали в разные компании. Но в глубине души у меня оставался неприятный осадок от дней моего детства. Я не мог удержаться от того, чтобы время от времени не покритиковать окружающих. В особенности это касалось женщин.