Выбрать главу

Он заметил, что я не понимаю смысла его слов. Он начертил тростью линию вокруг себя на песке.

«Посмотрите, — сказал он. — Эта линия — пример. Вот между нами расстояние невелико. Мы смотрим друг на друга, я говорю, а вы слушаете. Но эта черта нас разделяет. И вы дальше от меня, чем от самых далеких звезд во вселенной. Это и есть истинное одиночество.

Есть тысячи различных способов, чтобы остаться в одиночестве. Человек может страдать от одиночества, сидя рядом с женщиной, которую он любит. Если человек потерял свою любимую, то даже самый громкий шум будет для него равнозначен гробовому молчанию в окружающей его после этого пустоте. Если как следует подумать, то человек, идущий по жизни в одиночестве или вместе с другом, не слишком отличается от человека умершего, то есть обреченного на вечное, безысходное одиночество?»

В этой книге говорилась правда. И мы, Недждет, хотя и шли с тобой по жизни вместе, хотя мы и любили друг друга, мы были друг другу чужими. Один из тысячи способов оставаться в одиночестве, а именно — быть уродливым подобно мне. Способ, несомненно, самый ужасный из всех, обрек меня на вечное одиночество. Мою беду я назвал самой страшной из всех. Потому что мы не желаем слушать жалобы других людей и всегда считаем, что мучаемся сильнее прочих. А это в свою очередь — одно из проявлений той «вечной разделенности» между людьми, о которой говорилось в книге.

Я продолжу чтение: «Муки одиночества легко передаются и прививаются. Никакая доброта не способна утешить человека, пораженного этим недугом. Люди понимают лишь одну разновидность страдания: то, которое они испытывают сами».

Теперь, может быть, ты понял, Недждет, почему я пишу письма мертвецу, который уже многие годы покоится в земле? Если бы ты был жив, Недждет, ты бы не смог понять меня лучше, чем теперь.

В природе есть какой-то непонятный контраст. С одной стороны, люди не в состоянии друг друга понять, они могут только почувствовать в других отголосок своих собственных мучений. Но, с другой стороны, они, несомненно, находят утешение в том, чтобы делиться своими бедами с другими, чтобы раскрывать им свою душу. Я знаю эту истину и считаю себя именно по этой причине выше остальных. Я до сих пор молчал, снедаемый дикой гордостью за самого себя. Я проходил сквозь окружавшую меня толпу неслышно, словно тень. Но теперь я понял, что причиной моего горделивого молчания было совсем другое — не мое терпение, не сила воли… Причина заключалась в том, что я еще не попадал до сего дня под воздействие того смерча, который рано или поздно вторгается в жизнь каждого человека как предопределение судьбы. А сейчас этот смерч настиг и меня, Недждет… Я не надеюсь на помощь живых. Если бы ты был жив, я все рассказал бы тебе. Но ты покинул Хомонголоса тогда, когда он больше всего нуждался в твоей помощи.

* * *

Я расскажу тебе о смешном и трагическом случае, Недждет. Хомонголос, должно быть, влюбился… Хомонголос и любовь… Два эти слова, поставленные вместе, могут произвести, казалось, только комический эффект. Ну что ж, это произошло. Ты хорошо знаешь, что Хомонголос храбрый, трудолюбивый человек. Он не обращает внимания на смерть, на боль, на болезнь, на необходимость, ни на что. Он всегда, с самых малых лет боялся только одного — любви.

Я представил перед своим мысленным взором всевозможные бедствия, которые случаются в мире, и от всех можно найти лекарство, придумать выход. Но мне с моим отвратительным лицом, что мне делать, если я влюбился?

От этой мысли я в течение долгих лет пребывал в состоянии неизбывной грусти и скорби. Я тоже поддавался первым порывам юношеских чувств, мечтал, загорался, охваченный непонятными состояниями. Нет нужды жаловаться на боль, на занозу, если можно установить, в каком месте организма она появилась. Например, если у тебя болит зуб, ты можешь его вырвать. Но что поделать с моей болью, идущей из самых темных глубин моей души, чей источник определить не дано никому?

Книга, в которой говорилось об одиночестве, давала мне такой совет: «И сердце, так же как и другие разновидности чувств, в результате долгого бездействия может войти в состояние спячки, анамнеза, слепнуть и угасать, как нечто подобное происходит и с другими человеческими органами, которые долгое время остаются без работы. Глаза, утратившие способность видеть, усохшие пальцы, больное легкое остаются в организме человека омертвевшими придатками, наряду с продолжающими жить и функционировать здоровыми органами, и точно так же неосуществленные намерения и чувства, не нашедшие своего выражения, остаются в уголках нашего сердца, словно усохшие мумии». Я пытался следовать советам, приведенным в той книге. Всю свою молодость, всю волю я потратил на то, чтобы подавить и иссушить чувство любви и потребность в ней, которую испытывало мое существо.