- Это… это что еще такое? А-ну, отпусти ее, гад!
- Захлопнись! – глухо прорычал Збруев. – Пока я до тебя не добрался!
- Ой, люди добрые! – запричитала сестра в ответ. – Спасите, помогите, умираю от страха! – затем с ненавистью процедила. - Ты Ксюшу свою за руки хватать будешь! А сестру мою не тронь! И вообще, где это видано? Тебя кто научил так с девушками обращаться, а? Так бы и плюнула в лицо твоим родителям, за то, что они тебя… черт знает как… воспитали!
Вадим дернулся от ее слов, как от приличного удара. Однако, даже не предпринял попытки приблизиться к Машке. Вскоре стало ясно, почему. За ее спиной внезапно вырос его отец. В следующий миг, в полнейшей тишине раздался суровый зычный голос Льва Сергеевича:
- Ну, вот он – я. Плюй!
«О. Боже. Мой…»
Аня пошатнулась, в полной мере осознавая, в какую передрягу они угодили, поддавшись эмоциям. С тревогой покосилась на сестру, искренне надеясь, что у той хватит ума, все же не плеваться в живого человека (особенно в этого) и… хотя бы сейчас прикусить язык. Но все надежды пошли прахом, когда Машка решительно развернулась лицом к говорящему.
Когда медленно и крайне внимательно осмотрела Льва Сергеевича с ног до головы. Когда воинственно насупилась и сбивчиво пробормотала:
- Ох ты ж… то есть… хм. Так вы… здесь? Ну, супер! Только вас и не хвата… в том смысле, что вы очень даже кстати!
- Да, неужели? – сухо (с легким намеком на иронию) хмыкнул мужчина.
Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Лишь леденящее душу спокойствие и невозмутимость. Но глаза… полыхали гневом и колючим презрением. Он разглядывал Машу, как мелкую букашку у своих ног.
«На кого ты прешь, девочка?» - читалось в его позе и предостерегающем взгляде. – «Осознаешь, кого публично оскорбляешь и с кем связываешься?»
Аня беззвучно застонала, заведомо зная ответ на тот незаданный вопрос:
«Ни черта… Ни черта она не осознает! Зря стараетесь, уважаемый!»
С губ сорвалось обреченное и едва слышное:
- Попадос!
- Он самый, - не менее «восторженно» согласился Вадим.
Его голос, раздавшийся совсем рядом, почти над ухом, вернул Аню к реальности. И ее точно вулканической лавой окатило в ту секунду. Ведь…
«Господи!»
Они все еще стояли непростительно близко друг к другу и продолжали… кхм… «держатся» за руки. Збруев озадаченно нахмурился, очевидно подумав о том же. Напряженно посмотрел ей прямо в глаза, рвано вытолкнул воздух из легких, и… Аня догадалась о его намерениях, и среагировала вовремя.
Разжала онемевшие пальцы и отпрянула от парня буквально за мгновение до того, как Вадим яростным рывком сам освободился от ее хватки. Недовольно скривившись, он раздраженно поправил одежду и поспешил отступить в сторону. Туда, где его давно поджидала Полозова. Он сразу же заключил ее в объятия и поцеловал в макушку, словно извиняясь за эту сцену. А Аня брезгливо вытерла руки об одежду, демонстративно смахивая с себя следы прикосновений злейшего врага. Стирая с себя его мерзкие отпечатки.
«Б-р-р-р! Гадость!»
Аня старалась обуздать свой дикий нрав и подавить эмоции, разрывающие ее изнутри. Успокоиться, расслабиться и порадоваться обретенной свободе.
Но спустя пару ударов сердца, напряжение сковало ее сильнее прежнего. Девушка вспомнила про отца Вадима и Машку, нахамившую тому по полной программе. Как ни странно, спускать всех собак на эту дуреху Збруев-старший не спешил. Смотрел на нее с легким прищуром. Пристально наблюдал. Оценивал сложившуюся ситуацию. И… будто бы извинений от Машки ждал. Зато Мария ничего не ждала. Она вообще (судя по всему), делая утреннюю прическу, выжгла себе плойкой… последние мозги!
Потому как, включать их и использовать по прямому назначению… она явно не собиралась. Будто в замедленной съемке Аня наблюдала за тем, как сестра хмурится, упрямо сжимает губы в тонкую линию, решительно хватает Льва Сергеевича за локоть, разворачивает лицом к компании Вадима, тычет в последнего пальцем и почти торжественно заявляет:
- Раз уж вы здесь… то полюбуйтесь-ка, папаша, на своего драгоценного сыночка! Как такое можно было вырастить? Видите? Видите, что он творит?
Едва ли Лев Сергеевич улавливал суть ее претензии. Во-первых, его сыночек уже стоял в обнимочку со своей пассией и ничего предосудительного не делал. А во-вторых, в сторону Вадима мужчина даже не посмотрел. Вместо этого, не скрывая своего изумления, уставился на Машку… невольно охреневая от ее наглости и дерзости. Аня усмехнулась, в красках представляя его шок. Еще бы! Наверняка (как и его избалованный сынок) привык, что все перед ним на задних лапках скачут, и слово лишнее сказать боятся. А тут… пигалица какая-то… ни с того, ни с сего… отчитывает его, как мальчишку.
«М-да. Обхохочешься!»
Вот только Ане было совсем не до смеха. В отличие от сестры, она реально смотрела на вещи и понимала – расплата за подобное… неминуема. Пусть не здесь, и не сейчас, но она последует. И мужчина всем своим видом намекал на это. Суровые черты его лица заострились. Брови сошлись на переносице. Пылающий гневом взгляд сосредоточился на локте, который Мария продолжала благополучно удерживать. Словно не замечая его «опасной» реакции на свою беспардонную выходку, Машка продолжала тараторить:
- Ужас! Неужели нельзя было пороть его почаще? Глядишь, нормальным вырос бы. А теперь… нам приходится страдать из-за вашего упущения! В общем, вы это… давайте! Принимайте меры. Иначе, их примем… мы!
- О каких мерах идет речь? – ровным деловым тоном уточнил Лев Сергеевич. – И почему я должен их принять?
От его слов Машка сделалась пунцовой.
- Что значит, по… почему? – переспросила она, заикаясь. - Ваш герой чуть не сломал руку моей сестре! А до этого, на меня кинулся! Вот что он собирался сделать, если бы Анька ему не помешала? Ударил бы меня? Избил бы?
- Чушь не неси! – яростно проскрежетал Вадим, хранивший молчание до сего момента. – Я никогда не подниму руку на девушку! Даже на такую, как…
Под острым и жутко недовольным взглядом своего отца он снова замолчал, так и не закончив фразу. Из толпы в адрес Машки тотчас же прилетело:
- Стукачка!
Даже не оборачиваясь, Аня знала, кому принадлежал тот мерзкий голосок.
Зоя Кудрина. Все никак не уймется. Но ее инициатива нашла нешуточный отклик в рядах защитников Вадима. И каждый с ненавистью шептал:
- Стукачка!
- Да хоть сама… - начала было огрызаться Маша.
Но Аня, предвидя это, стремительно подбежала к ней.
- Не реагируй! – велела строго. Схватив сестру за руку, она собиралась увести ее отсюда. И как можно скорее. Но вынуждена была отказаться от своей затеи, когда дорогу им преградил… ректор, собственной персоной.
Подойдя вплотную к собравшимся, Ярослав Маркович захлопал в ладоши.
Демонстративно. Театрально. Он был в бешенстве, и даже не скрывал этого.
Когда все внимание сосредоточилось на нем, Бондарев язвительно заметил: