Полемика между Цильзелем и Адлером оказывается таким образом полемикой, во-первых, по вопросу о том, следует ли заменить марксизм неокантианством или махизмом, и, во-вторых, целесообразно ли при этом сохранить этикетку «материализм».
Но здесь в дискуссию вмешивается третий партнер — Вильгельм Франк. Для этого «социалистического» «теоретика» идеализм Цильзеля оказывается недостаточно реакционным, недостаточно мистическим. Франк отвергает утверждение Цильзеля, что вне связи с головным мозгом не существует никаких душевных явлений, он отвергает признание зависимости психических процессов от физических и признает лишь их одновременность. Но суть выступления Франка — не в этих психофизических «поправках» и даже не в трафаретной полемике против материалистического понимания истории, — его побудили выступить почуявшиеся ему в статье Цильзеля недостаточно почтительные отзывы о… христианской религии. Не дать в обиду деву Марию и ее потомство, поставить на должное место в социал-фашистской идеологии «Закон» и «Пророки», — вот что послужило «товарищу» Франку побудительным мотивом сказать свое слово на страницах издаваемого председателем II Интернационала журнала. Но послушаем самого святого Вильгельма: «Несовместимое с религиозным мировоззрением толкование марксистского понимания истории (как будто возможно совместимое с религиозным мировоззрением его толкование! — Б. Б.) в настоящее время менее чем когда-либо можно встретить также и в континентальном социалистическом движении. Это не практические и политические соображения… (Франк верует не за страх, а за совесть. — Б. Б.) Напротив, социализм… в настоящее время постепенно присоединяется и связывается с тем миром, с которым его нравственная воля, его эрос, а также его учение об общине столь родственны по своей сущности, — с носящим западноевропейский характер и вследствие ее универсальности с наиболее универсальной формой религиозного: с миром христианства». Сие сказано на стр. 166 издаваемого Фридрихом Адлером и редактируемого А. Браунталем журнала, в № 4, в лето от рождества христова 1931-е. «И, — изрекает далее святой Вильгельм, — работа по сколачиванию этого моста (между социализмом и христианством. — Б. Б.) безусловно не худшая и не бесплоднейшая для социализма». Аминь.
Итак, наряду с неокантианством и махизмом, т. е. завуалированной, утонченной поповщиной, перед нами откровенная густопсовая поповщина, перед нами даже не сторонник религии «вообще», а приверженец определенной «положительной» религии — христианства. И что бы вы думали, делает «товарищ» Цильзель, отвечая «товарищу» Франку? Обрушивается гневно на реакционнейшую поповщину и идеал христианской общины? Усовещевает Франка хотя бы с позиции либерально-буржуазного просветительства? Ничуть не бывало. Цильзель… оправдывается. Цильзель сам претендует на то, чтобы быть причисленным к лику святых. «Наши религиозные товарищи, — угодливо помахивает он хвостиком, — вовсе не являются задетыми… Можно быть преданнейшим партийным товарищем, можно быть мужественнейшим социалистом и классовым борцом без того, чтобы понять марксистски всю мировую историю… Марксистская теория безусловно совместима с основным чувством религиозного человека: даже самый строгий марксист может ощущать ядро мира, общества, «Я» как нечто божественное»[32]. Если популярно выразить этот ответ, то смысл его таков: «Отец Вильгельм, чего ты ломишься в открытую дверь, ведь мы с тобой одного поля ягода!» Таково действительное содержание социал-фашистского товара под «марксистской» этикеткой.
А Адлер? Каково его отношение к этой «божественной комедии»? О, он — один из апостолов! По авторитетному свидетельству Браунталя: «М. Адлер… пришел к некоторого рода трансцендентально-социальному представлению о боге, согласно которому понятие бога является мыслительной необходимостью для осуществления социального идеала…»[33]