"Тамара, я больше сам собой не распоряжаюсь".
"Да, ты сам себе роешь могилу. Эта Маша еще хуже тебя. У женщины на последних неделях беременности не уводят мужа. Кто так поступает, тот ведьма".
"Она потеряла контроль над своими действиями, также, как я".
"Ты же всегда говорил о "свободе выбора". Я читала книгу, которую ты написал для рабби, и у меня такое ощущение, что "свободный выбор" стоит там в каждом втором предложении".
"Я дал ему столько свободы выбора, сколько он велел".
"Прекрати! Ты делаешь себя еще хуже, чем ты есть. Женщина способна довести мужчину до сумасшествия. Когда мы бежали от нацистов, один руководитель Поалей Цион отбил жену у своего лучшего друга. Позднее нам пришлось всем вместе спать в одной комнате, примерно тридцать человек, и у нее хватило бесстыдства в двух шагах от мужа быть с любовником. Всех троих сегодня нет в живых. Куда ты собрался бежать? После всей этой разрухи Бог подарил тебе ребенка - этого мало?"
"Тамара, все эти разговоры бесполезны. Я не могу жить без Маши, а чтобы убить себя, у меня не хватает смелости".
"Тебе не надо убивать себя. Мы вырастим ребенка. Рабби что-нибудь придумает, и я тоже не совсем беспомощная. Пока я жива, я буду ребенку второй матерью. У тебя, наверное, нет денег?"
"И одного пенни я у тебя больше не возьму".
"Не убегай. Уж коли она ждала так долго, то десять минут ничего не изменят. Что вы задумали?"
"Мы еще не решили. Рабби предложил ей работу в Майами или в Калифорнии. Я тоже найду работу. Я пришлю тебе деньги на ребенка".
"Не об этом речь. Я могу переехать к Ядвиге, но это слишком далеко от магазина. Может быть, я перевезу ее ко мне. Дядя и тетя пишут из Израиля такие восторженные письма, что я сомневаюсь, что они вернутся. Они уже посетили все святые гробницы. Если мать Рахиль все еще имеет влияние на Всемогущего, она замолвит за них словечко. Где живет твоя Маша?"
"Я уже тебе сказал - в Бронксе. Ее только что ограбили. Все забрали".
"Нью-Йорк кишит ворами, но о магазине мне беспокоиться нечего. Когда я запирала магазин несколько дней назад, мой сосед, тот, у которого торговля нитками, спросил меня, не боюсь ли я воров, а я сказала, что опасаюсь только одного - что какой-нибудь пишущий на идиш автор вломится сюда ночью и утащит пару книг".
"Тамара, я должен идти. Дай я тебя поцелую. Тамара, со мной покончено".
Герман взял чемодан и выбежал из магазина. В это время дня метро было почти пусто. Он вышел на своей станции и пошел к той маленькой боковой улочке, где жила Маша. У него все еще был ключ от ее квартиры. Он открыл дверь и увидел Машу, стоящую посреди комнаты. Казалось, она успокоилась. Все шкафы были открыты, ящики из комода вынуты. Квартира выглядела как во время переезда, когда личные вещи уже упакованы и только мебель ждет погрузки. Герман заметил, что воры вывинтили даже лампочки.
Маша закрыла за Германом дверь, чтобы вслед за ним не зашли соседи. Она прошла в комнату Германа и села на кровать. Подушки и покрывало своровали тоже. Она закурила сигарету.
"Что ты сказала своей маме?", - спросил Герман.
"Правду".
"Что она сказала?"
"Все те же старые фазы: мне опять будет плохо. Ты бросишь меня и так далее и тому подобное. Если ты меня бросишь, значит, ты меня бросишь. Для меня важно только настоящее. Это ограбление не случайно. Это предупреждение. Мы не должны здесь больше оставаться. В Библии сказано:"Обнаженным вышел я из тела моей матери, обнаженным я вернусь туда".Почему "туда"? Мы не возвращаемся в тело нашей матери.
"Земля - это мать".
"Да. Но прежде чем мы вернемся в нее, давай попробуем жить. Нам нужно сейчас же решить, куда мы собираемся - в Калифорнию или во Флориду. Мы можем поехать поездом или автобусом. Автобус дешевле, но до Калифорнии неделя пути, и мы приедем туда скорее мертвыми, чем живыми. Я думаю, нам надо ехать в Майами. Я сразу начну работать в санатории. Сейчас не сезон, и цены вдвое ниже, чем обычно. Правда, там сейчас жарко, но,как говорит моя мать, "в аду будет пожарче".
"Когда уходит автобус?"
"Я позвоню и узнаю. Телефон они не своровали. Старый чемодан они тоже не тронули, а нам больше ничего и не нужно. Точно также мы передвигались по Европе. У меня не было даже чемодана, только узел. Не делай такого жалобного лица! Ты наверняка найдешь работу во Флориде. Если ты не хочешь писать для рабби, то можешь быть учителем. Старичкам нужен человек, который помогал бы им изучать Пятикнижие или какие-нибудь комментарии. Я уверена, что ты будешь зарабатывать не меньше сорока долларов в неделю, и с той сотней, которую получаю я, мы сможем жить как короли".
"Хорошо, тогда все решено".
"Я бы все равно не стала брать с собой весь этот хлам. Наверное, то, что нас ограбили - это замаскированное благословение небес".
Машины глаза смеялись. Солнечный свет падал на ее голову, и ее волосы горели огнем. Дерево на улице, всю зиму укрытое снежным одеялом, снова стояло, украшенное сверкающей листвой. Герман рассматривал его с удивлением. Каждую зиму он был убежден в тем, что дерево, стоявшее на помойке, посреди груд мусора и консервных банок, теперь окончательно засохнет и умрет. Ветер обламывал ему ветви. Бродячие собаки мочились на ствол, который стал тонким и узловатым. Дети, жившие в округе, вырезали на его коре ини-циалы, сердечки или даже непристойности. Но когда приходило лето, дерево покрывалось обильной листвой. Птицы щебетали в густой кроне. Дерево снова выполняло свое предназначение, не особенно заботясь о том, что пила, топор или просто незагашенный окурок, который Маша по привычке выбрасывала в окно, могут положить конец его жизни.
"А в Мексике у рабби случайно нет санатория?", - спросил Машу Герман.
"Почему в Мексике? Подожди, я сейчас приду. Прежде чем уйти, я отдала кое-какие вещи в чистку, и кое-какое твое белье еще у китайцев. И в банке у меня лежит еще несколько долларов я хочу забрать их. На все-про все уйдет примерно полчаса".
Маша ушла. Герман слышал, как она заперла дверь. Он принялся просматривать свои книги и вытащил словарь, который понадобится ему, если он и дальше будет работать для рабби. В одном из ящиков он нашел разные записные книжки и даже авторучку, которую не заметили воры. Герман открыл свой чемодан, запихнул туда книги так, что больше ничего уже не могло влезть. Ему хотелось позвонить Ядвиге, но он знал, что это бесполезно. Он растянулся на пустой кровати. Он заснул, и ему снился сон. Когда он проснулся, Маши еще не было. Солнце ушло, и в комнате стемнело. Вдруг Герман услышал: шум за дверью, шаги и крики. Казалось, там тащат что-то тяжелое. Он встал и открыл входную дверь. Мужчина и женщина наполовину несли, наполовину вели Шифру Пуа. Ее лицо изменилось и казалось больным. Мужчина крикнул ему:"Ей стало плохо у меня в такси. Вы сын?"