Герман подвел лодку к берегу, и они вылезли из нее. Они пошли в свое бунгало, легли в постель и накрылись шерстяным одеялом.
Машины глаза улыбались под опущенными веками. Потом ее губы начали шевелиться. Герман пристально посмотрел на нее. Знал ли он ее? Даже черты ее лица показались ему чужими. Он никогда всерьез не изучал структуру ее носа, ее подбородка, ее лба. А что происходило у нее в голове?
Маша задрожала и села."Я только что видела моего отца".
Секунду она молчала. Потом спросила:"Какое сегодня число?"
Герман подумал и сказал, какое.
"Уже семь недель, как у меня был гость", - сказала Маша.
Сначала Герман не понял, о чем она. У каждой женщины свое слово для менструаций: праздник, гость, месячные. Он был встревожен и стал считать вместе с ней.
"Да, уже пора".
"Обычно у меня без задержки. Насколько я ненормальная других вещах настолько я нормальная в этом самом. Стопроцентно".
"Сходи к врачу".
"Они ничего не смогут сказать. Слишком рано. Я подожду еще неделю. Аборт стоит тут пятьсот долларов".Машин голос стал другим. "К тому же это опасно. У нас в кафетерии работала одна женщина. Она сделала аборт. У нее случилось заражение крови, и она умерла. Ужасная смерть! А что будет с моей мамой, если со мной что-то случится? Ты наверняка бросишь ее умирать с голода".
"Только не надо мелодрам. Ты еще не умираешь".
"Жизнь не так уж далека от смерти. Я видела, как умирают, я знаю".
7.
На ужин рабби приволок новый куль острот; его запас анекдотов казался неистощимым. Женщины хихикали. Студенты-официанты шумно подавали пищу. Сонные дети не хотели есть, и матери били их по рукам. Женщина, которая только недавно приехала в Америку, вернула свою еду на кухню, и официант спросил ее:"Гитлер вас лучше кормил?"
Потом все собрались в казино, в перестроенном сарае. Пишущий на идиш поэт произнес хвалебную речь Сталину и продекламировал пролетарские стихи. Актриса показала пародии на известных людей. Она плакала, смеялась, кричала и корчила рожи. Актер, игравший в еврейском варьете в Нью-Йорке, рассказывал смачные истории об обманутом супруге, чья жена прятала казака под кроватью, и о рабби, пришедшем к шлюхам, чтобы поведать им о левитах, и покинувшем их с расстегнутой ширинкой. Женщины и девушки катались от смеха."Почему мне все это так неприятно?", - спросил себя Герман. Вульгарность происходившего в казино противоречила смыслу творения, была издевательством над смертными муками тех, кто погиб в огне. Некоторые из гостей сами бежали от нацистского террора. В открытую дверь влетали мотыльки, привлеченные яркими лампами, обманутые фальшивым днем. Некоторое время они порхали по комнате, разбивались о стену или обжигались о лампы и падали на пол.
Герман оглянулся и увидел, что Маша танцует с огромным мужчиной в клетчатой рубашке и в шортах, открывавших его волосатый ноги. Он держал Машу за бедра; ее рука едва дотягивалась ему до плеча. Один из официантов играл на трубе, другой лупил по барабану. Третий дул в самодельный инструмент горшок с дырками.
С тех пор, как Герман уехал Машей из Нью-Йорка, у него не было возможности побыть одному. После некоторых сомнений он вышел, так, что Маша этого не заметила. Ночь была безлунная и холодная. Герман прошел мимо фермы. В загоне стоял теленок. Он глядел в ночь с недоумением существа, которое не умеет говорить. Казалось, его большие глаза спрашивают: где я? Зачем я здесь? С гор дул прохладный ветер. Падающие звезды летели по небу и гасли. Чем дальше уходил Герман, тем меньше делалось казино, пока не сплющилось и не превратилось в светляка. При всем своем негативизме Маша сохраняла в себе нормальные инстинкты. Она хотела иметь мужа, детей, дом. Она любила музыку и театр и смеялась над шутками актеров. А в нем жило горе, которое невозможно было смягчить. Он не был жертвой Гитлера - он был жертвой задолго до Гитлера.
Он подошел к стенам сгоревшего дома и остановился. Привлеченный запахом гари, дырами, которые когда-то были окнами, закоптелым входом, черной трубой - он вошел внутрь. Если демоны существуют, они живут в этих руинах. Поскольку он едва выносил людей, демоны, возможно, были его естественными спутниками. Смог бы он на всю оставшуюся жизнь остаться в этой груде развалин? Он стоял меж обуглившихся стен и вдыхал запах давно потушенного пожара. Он слышал, как дышит ночь. Ему даже казалось, что она похрапывает во сне. Тишина звучала в его ушах. Он стоял на углях и пепле. Нет, он не мог участвовать во всех этих представлениях со смехом, песнями и танцами. Сквозь дыру, которая когда-то была окном, он видел темное небо - небесный папирус, полный иероглифов. Взгляд Германа остановился на трех звездах, чье расположение было похоже на букву "сегул" в иврите. Он смотрел на три солнца, каждое из которых, наверное, имело свои планеты и кометы. Как странно, что маленький, заключенный в череп мускул давал возможность видеть такие далекие объекты. Как странно, что сосуд, полный мозга, все время задает вопросы и не может прийти ни к какому ответу! Все они молчат: Бог, звезды, мертвые. Создания, которые говорили ,но не сказали ничего...
Он повернул назад, к казино, огни которого тем временем погасли. Здание, еще хранившее в себе память о голосах, было тихим и покинутым, погруженным в самозабвение, свойственное всем неодушевленным предметам. Герман принялся искать свое бунгало, но найти его было трудно. Куда бы он не шел, он всегда плутал - в городах, за городом, на кораблях, в отелях. У дверей дома, где находился офис, горел фонарь, но там никого не было.
Вдруг одна мысль ошеломила Германа. Может, Маша пошла спать с танцором в зеленых шортах? Это было маловероятно, но ведь современные люди, потерявшие всякую веру, на все способны. Что такое цивилизация, как не убийство и проституция? Маша узнала его шаги.
Дверь открылась, и он услышал ее голос.
8.
Маша приняла снотворное и уснула, а Герман не спал. Сначала он вел свою обычную войну с нацистами, бомбардировал их атомными бомбами, уничтожал их армии тайным оружием, поднимал их флот со дна морского и сажал его на мель неподалеку от виллы Гитлера в Берхтесгадене. Как он не старался, он не мог удержать своих мыслей. Его психика работала как машина, обретшая самостоятельность. Он снова пил напиток, наделявший его способностью познавать время и пространство, которое было "вещью в себе".Его размышления снова и снова приводили к одному и тому же выводу: Бог (или то, чем он является)несомненно мудр, но нет никаких свидетельств его милосердия. Если же в небесной иерархии действительно есть Бог милосердия, то он всего лишь беспомощный божок, нечто вроде небесных небесного еврея под властью небесных нацистов. До тех пор, пока
не имеешь мужества покинуть этот мир, ты можешь только прятаться и пробовать выжить - с помощью алкоголя, опиума, на сеновале в Липске или в маленькой комнате Шифры Пуа.
Он заснул и видел сны о солнечном затмении и траурных процессиях. Они следовали одна за другой; черные лошади, на которых ехали исполины, тащили длинные катафалки. Исполины одновременно были и умершие, и оплакивающие."Как это может быть?", - спросил себя Герман во сне."Может ли племя проклятых сопровождать само себя к собственной могиле?" Они несли факелы и пели траурную песню, полную неземной тоски. Их одежды летели над землей, верхушки их шлемов доставали до небес.
Герман вскочил, и ржавые пружины кровати застонали. Он проснулся испуганный, весь в поту. В желудке давило, мочевой пузырь был полон. Подушка под его головой была мокрая и скрученная, как выжатое белье. Сколько он спал? Час? Шесть? В бунгало было черно и холодно, как зимой. Маша сидела в постели, ее бледное лицо светилось в темноте."Герман, я боюсь этой операции!", - крикнула она хрипло, голосом, который был похож на голос Шифры Пуа. Прошло мгновенье, прежде чем Герман понял, о чем она говорит.
"Ну да, хорошо".
"Может быть, Леон теперь согласится на развод. Я поговорю с ним. Если он не захочет разводиться, ребенок получит его фамилию".
"Я не могу развестись с Ядвигой".
Маша пришла в ярость. "Ты не можешь!", - закричала она."Когда английский король решил жениться на женщине, которую любил, он отказался от трона, а ты не можешь избавиться от глупой крестьянки! Нет закона, по которому ты обязан жить с ней. Худшее, что может с тобой случиться - ты будешь платить алименты. Я возьму сверхурочные и буду платить!"