«Может, еще есть надежда на спасение?» — спросил себя Герман. Но в чем именно заключается спасение? Вернуться к Ядвиге? Уговорить Тамару уехать вместе с ним? Нет, возвращаться некуда. Ядвигины роды и обязанность воспитывать ребенка пугали его не меньше, чем смерть Шифры-Пуи и горечь утраты. К Тамаре Герман не испытывал никакого влечения. Нэнси Избель? Бред!
«Мне нельзя оставаться здесь в темноте, нужно пойти купить лампочек», — решил Герман. Он с утра ничего не ел. Герман вышел, захлопнул за собой дверь и тут же понял, что у него нет ключей от квартиры. Он пошарил в карманах, заранее уверенный в том, что ключей не найдет. Герман всегда носил ключ с собой, но в этот раз он оставил или забыл его где-то. «Похоже, я совсем свихнулся!» — произнес он вслух. Внутри зазвонил телефон. Герман принялся толкать дверь, пытаясь выломать ее, но замок не поддавался. Телефон звонил не переставая. Герман толкнул дверь что было силы, но она не открывалась. Телефон все звонил. «Это Маша, Маша!» — кричал голос у Германа внутри. Он не мог даже вспомнить, в какую больницу увезли Шифру-Пую. «Я идиот, подлец, хуже не бывает! — обвинял себя Герман. — Надо было ждать ее звонка». Он обливался потом. «Может, кто-то из соседей знает, куда увезли Шифру-Пую? Может, у кого-нибудь есть ключ?» Но тут же он осознал, что спрашивать соседей о ключах равносильно тому, чтобы высказать им подозрения, что они сами и обокрали квартиру. «Я не хочу жить! Довольно! Предостаточно!»
Телефон перестал звонить, но Герман не отходил от двери. «Как бы ее вышибить?» — спрашивал он себя. У него было предчувствие, что телефон вскоре зазвонит снова. Он был почти уверен в этом. Герман подождал пять минут, но телефон молчал. «Грош цена моей интуиции, как и мне самому», — издевался он сам над собой. Он спустился по лестнице и открыл дверь на улицу. В этот момент наверху зазвонил телефон.
«Да, возвращаться бессмысленно, — думал Герман, двигаясь по направлению к авеню. — Все неприятности, несчастья, беды разом навалились на меня, — жаловался он силам, в которых нет ни капли сочувствия. — Что ж, пришло время расплаты. Больше милости ждать неоткуда! Единственное, что мне ясно, — лампочек покупать не нужно». Он начал тосковать по квартире, из которой только что сбежал. Теперь он понимал, что ему надо было делать: оставаться на месте, пока Маша не даст о себе знать. И потом, в холодильнике могла остаться еда. Американские грабители не будут воровать кусок сыра или чашку с рисовым пудингом. «Я все делаю наоборот! — проклинал Герман себя. — Сам себе устраиваю саботаж…»
Он вышел на проспект и увидел кафетерий, где Маша работала кассиршей, прежде чем уехала в санаторий рабби Лемперта. «Пойти туда? Вдруг кто-нибудь мне поможет?» Герман уже не хотел есть. Он не просто не испытывал чувства голода, но чувствовал себя так, словно переел, положил в желудок больше пищи, чем тот способен переварить.
Тем не менее он вошел в кафетерий. «Возьму чашку кофе и пойду обратно ждать Машиного возвращения, — решил Герман. — Рано или поздно она вернется…» Только теперь он сообразил, что оставил в Машиной квартире рюкзак. Он подошел к стойке, чтобы заказать кофе, и вдруг нащупал ключ в кармане пиджака. Это был ключ не от Машиной квартиры, а от книжной лавки реб Аврома-Нисона Ярославера. Герман вспомнил, что должен был отдать ключ Тамаре в десять утра, но та не пришла. Это произошло сегодня? Вчера? День тянется на удивление долго, невероятно долго…