— Маша, я должен уехать сегодня вечером.
— Куда? Ладно, уезжай.
— Поехали со мной.
— О чем ты? Даже нацисты иногда позволяли хоронить своих жертв.
— Я не могу больше здесь оставаться.
— Что именно я должна делать?
— Бери сумку и пошли.
— Куда?
— Куда глаза глядят.
— Я буду проклята до десятого колена.
— Кто тебя проклянет? Мы и так прокляты.
— Подожди хотя бы до завершения похорон.
На последнем слове Маша осеклась. Герман поднялся:
— Я ухожу сейчас. Не могу оставаться здесь ни минуты.
— Это твое последнее слово?
— Это мое последнее слово.
— Подожди, я пойду с тобой. Ты, наверное, прав. Мы не должны обременять наших прекрасных соседей. Умрем в дороге. Я зайду на минуту в ванную.
Маша встала. Герман заметил, что она волочит ноги и стучит каблуками по полу. Он открыл ее сумку, обыскал ее, но никакого снотворного в ней не нашел. Герман взглянул в окно: дерево стояло в оцепенении. Герман попрощался с ним: «Спокойной ночи, дерево». Казалось, он пытался в последний раз нарушить покой дерева, раскрыть его молчаливую загадку. «Если бы мы знали, кто оно, нам бы было обо всем известно». Герман почувствовал дрожь в коленях и особую радость, которая сопутствует свободе. «Мы только недолго поиграем, — подумал он. — Таблетки не испортятся». Герман взял в одну руку свой рюкзак, а в другую — Машину сумку.
«Что она так долго собирается?» — удивился Герман. Он услышал плеск воды. Видимо, Маша мылась. Герман стоял тихо, парализованный собственным страхом и Машиной готовность следовать за ним. «Раввину и Леону Торчинеру будет о чем поговорить и над чем поломать голову, — думал Герман. — Они будут полностью удовлетворены…»
Маша вышла из ванной:
— Герман, ты где?
— Здесь.
— Герман, я не могу оставить маму, — сказала Маша голосом, срывающимся на плач.
— Что? Ты все равно оставишь ее.
— Нет, Герман. Я хочу лечь в могилу рядом с ней.
— Слова, пустые слова.
— Нет, Герман. Я не хочу лежать на дороге, среди чужих.
— Будешь лежать рядом со мной.
— Ты чужой.
— Ну, как хочешь, я должен идти.
— Подожди секунду. Раз так, возвращайся к своей крестьянке. Не оставляй своего ребенка на произвол судьбы.
— Со мной ему будет еще хуже. Прощай, Маша.
— Не спеши! Я это сделала только потому, что надеялась, что это нас объединит.
Послышался звук машины, поблизости, прямо под окном. Герман сразу понял, что это была Нэнси Избель. Сегодня она подвозила его к этому дому. Герман сказал:
— Маша, это женщина, которая привезла белье.
— Какая женщина? Какое белье?
— Она была в лавке и услышала об ограблении. У нее есть лишнее белье.
— Кто она? Новая любовница?
— Нет, нет. Я спущусь к ней.
— Подожди, я пойду с тобой.
Маша схватила Германа за руку так сильно, что ему стало больно.
— Я этого не допущу!
— Тогда пошли вместе.
Герман пошел и потащил Машу за собой. Она кричала:
— Подожди, я потеряла туфлю!
Герман подождал, пока Маша снова надевала туфлю. Он услышал, как она давится рыданиями. Спустившись на пару ступенек с рюкзаком и Машиной сумкой, он увидел Нэнси Избель. Она вышла из машины. При тусклом свете фонаря, горевшего на углу переулка, Герман заметил, что ее облик изменился, но в чем именно заключалась эта перемена, он не мог сказать. Герман позвал:
— Мисс Избель, простите, что я не дождался вас в кафетерии. Я потом все объясню. Женщина, которая живет здесь, и я сам должны немедленно уехать из Нью-Йорка. Не могли бы вы нас подвезти? Так уж сложилось.
— Вы же говорили, что ее мама больна.
— Нам все равно нужно уехать.
— Ну, конечно. Я привезла вам белье и пару лампочек. Я хотела поехать в Вермонт, отсюда ближе, чем из Даунтауна. Все равно мне не спать сегодня ночью. Я ждала в кафетерии три четверти часа и решила, что… Куда вы хотите ехать?
— Выехать из города, это все.
— Ну, конечно.
Подошла Маша.
— Маша, это мисс Избель. Это Маша Блох.
— How do you do?[192] — сказала Нэнси Избель, но Маша стояла молча, опустив голову. Нэнси Избель отступила на шаг. — Не принимайте поспешных решений.
— Все решено.
— Если хотите, можете остаться на ферме моей тети. После ее смерти все будет принадлежать мне. Там есть большой дом, хотя и без удобств. Одна пожилая пара присматривала раньше за домом, но мужчина умер совсем недавно. Ближайшие соседи живут в трех милях…