Герман вошел в кафетерий и увидел Леона Торчинера, сидевшего за столом у стены. Он узнал его по фотографии из Машиного альбома, хотя сейчас он выглядел старше: человек лет пятидесяти, ширококостный, с квадратной головой, густыми черными волосами, матовыми, без блеска, напоминающими парик. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что они крашеные. Широколицый: широкий подбородок с ямочкой посредине, высокие скулы, широкий нос с широкими ноздрями. Брови были густыми, карие глаза — раскосыми, как у татарина. На лбу шрам, как от зарубцевавшегося ножевого ранения. В чертах лица проступало нечто тяжелое и безумное, но при этом знакомое и характерное для польских евреев.
«Он не собирается меня убивать», — заключил Герман. Трудно было поверить в то, что этот болван был когда-то Машиным мужем. Сама мысль об этом казалось смешным, безумным малодушием. Но факты всегда вскрывали все гнойники, разбивали теории и уничтожали чувства и убеждения.
Перед Торчинером стояла чашка черного кофе, в пепельнице тлела сигарета с толстым слоем пепла на конце. Слева на тарелке лежал недоеденный омлет. Увидев Германа, Леон Торчинер сделал вид, будто привстает, но тут же снова рухнул на стул.
— Герман Бродер, да? — спросил он и протянул Герману большую тяжелую руку: — Здравствуйте…
— Садитесь, садитесь. — Леон Торчинер твердил одно и то же. — Я принесу вам кофе.
— Не надо, спасибо.
— Чай?
— Я уже ел и пил, спасибо.
— Я принесу вам кофе! — сказал Леон Торчинер решительно. — Раз уж я вас пригласил, вы мой гость. Я соблюдаю диету, боюсь поправиться, поэтому заказал омлет. Но могу угостить вас куском чизкейка…
— В самом деле, это лишнее.
— Ну…
Леон Торчинер поднялся. Герман увидел, как он взял поднос и встал у буфета. Для своего телосложения он был невысок. Руки и ноги были слишком длинными для его роста, а плечи — как у великана. Такими они вырастали в Польше: в ширину больше, чем в высоту. Леон был одет в коричневый костюм в полоску, вероятно, чтобы выглядеть моложе тех женщин, которые его содержали. Леон вернулся с чашечкой кофе и куском чизкейка. Он быстро схватил еле тлевшую сигарету, внушительно затянулся и тут же выпустил кольцо дыма.
— Я представлял вас совсем иначе, — сказал он.
— Как же?
Воротничок стал давить Герману на шею.
— Маша описывала вас как настоящего донжуана…
Он произнес эти слова без иронии и, по-видимому, не в обиду Герману.
— Женщины склонны преувеличивать. — Герман склонил голову еще ниже.
— Да? Я долго думал, звонить вам или нет. Это не так просто. У меня есть все основания считать вас своим врагом, но скажу вам сразу, я делаю это для вашего блага. Верите вы мне или нет, это, как говорится, другое дело.
— Да, я понимаю.
— Нет, вы не понимаете! Что вы понимаете? Вы, как рассказывает Маша, занимаетесь писательством, а я ученый. Для того чтобы что-то понять, надо располагать фактами, полной информацией. Ничто не может быть известно заранее, разве что то, что один плюс один равно двум.
— Да, верно.
— А факт в том, что Маша купила у меня развод за такую цену, которую ни одна честная женщина не в состоянии заплатить, даже если от этого зависит ее жизнь, — заговорил Леон Торчинер своим низким голосом, без спешки и раздражения. — Я говорю это потому, что, если женщина способна заплатить такую цену, можно поставить под сомнение ее честность. У нее были любовники и до меня, и в то время, когда мы были вместе. Это чистая правда. Именно поэтому мы разошлись. Буду с вами откровенен. Вообще-то, до вас мне нет дела. На свете много дураков, особенно здесь в Америке. Но я познакомился с человеком, который вас знает. Он не в курсе наших отношений — если это можно так назвать, — он мне сам рассказывал о вас. К чему скрывать? Это рабби Лемперт. Я слышал от него, что вы пострадали во время войны, два года пролежали на сеновале и все такое прочее. Я знаю, что вы на него работаете. Раввин называет это «проводить исследование», но мне тоже палец в рот не клади. Вы талмудист, а я специалист по бактериологии и органической химии.
Рабби Лемперт хочет издать книгу о том, что точные науки содержат истины Торы. Таким образом, он вышел на меня. Я ему четко сказал: Тора не имеет никакого отношения к современным наукам и пусть он не дурит людям голову. Моисей понятия не имел о витаминах и гормонах. Я не собираюсь торговать собой ради пары долларов. И без них обойдусь. Раввин не назвал вашего имени, но, услышав историю о сеновале, я сопоставил факты. Он хвалит вас, хвалит невероятно. Но ему, конечно, не известно то, что известно мне. Вообще-то, он странный тип. Сразу принялся звать меня по имени, а это не по мне. Все должно идти своим путем. Даже в личных отношениях следует соблюдать законы эволюции. С ним и поговорить нормально нельзя, постоянно звонит телефон. Он занимается всем и сразу. Зачем ему столько денег? Но давайте ближе к делу.