4
Пятница в Бруклине не похожа на пятницу в Живкове. Хотя Ядвига еще перешла в иудаизм, она старалась следовать традиционным еврейским правилам. Она вспоминала еврейские ритуалы по тем временам, когда работала у родителей Германа. Она покупала халу и пекла особенные, маленькие субботние пироги. Здесь, в Америке, у нее не было подходящей плиты, что бы приготовить чолент — но одна соседка показала ей, как накрывать конфорку асбестовой плиткой, чтобы еда не подгорала и оставалась теплой всю субботу.
На Мермейд-авеню Ядвига купила вино и свечи, необходимые для благословения. Она отыскала где-то два латунных канделябра, субботнее блюдо, и хотя она не умела произносить слов благословения, незадолго до зажжения субботних свечей она закрывала глаза пальцами и что-то бормотала, точно так же, как это делала на ее глазах мать Германа.
А еврей Герман игнорировал субботу. Он включал и выключал свет, несмотря на то, что это было запрещено. После субботней трапезы из мяса, риса, фасоли и курицы с молодей картошкой он садился писать, хотя именно этого делать было нельзя. Когда Ядвига спросила его, почему он нарушает заповедь Господню, он ответил:
"Нет никакого Бега, ты слышишь? А даже если бы был — я бы презирал его".
В эту пятницу Герман казался беспокойнее, чем обычно. Он много раз спрашивал Ядвигу, не звонил ли кто. Между рыбой и супом он вытащил из нагрудного кармана записную книжку и карандаш и что-то быстро нацарапал. Иногда, вечерами по пятницам. Если у него было хорошее настроение, Герман пел застольные песни своего отца, а еще "Шолом Алейхем" и "Достопочтенная женщина" — эти песни он переводил Ядвиге на польский. Первая была приветствием ангелам, которые в субботу сопровождают евреев из синагоги домой. Вторая была хвалебная песня, посвященная добродетельной жене, которая встречается еще реже, чем жемчужина. Однажды он перевел ей гимн, посвященный яблоневому саду, влюбленному жениху и украшенной драгоценностями невесте. Там была описана любовь — подобных описаний, по понятиям Ядвиги, в благочестивой песне быть не должно. Герман объяснил ей, что гимн написан каббалистом, так называемым Святым Львом, чудотворцем, которому являл себя сам пророк Илья. Свадьба в песне происходит в Граде Божьем.
Щеки Ядвиги пылали, когда он пел эти песни, а глаза светились — глаза ее радовались субботе. Но сегодня вечером он был молчалив и раздражен. Ядвига подозревала, что во время своих путешествий он иногда бывал с другими женщинами. В конце концов, он вполне мог получать удовольствие от женщины, которая умеет читать эти маленькие буковки. Откуда мужчине знать, что ему надо самом деле? Как легко соблазнить мужчину — одним словом, одной улыбкой, одним движением.
Всю неделю, как только наступал вечер, Ядвига накрывала клетку с попугаями. Но вечером в пятницу им разрешалось не спать подольше. Войтысь, самец, пел вместе с Германом. Птица впадала в нечто вроде транса и, летая испускала трели. Сегодня вечером Герман не пел, и Войтысь сидел на крыше клетки, взъерошив перья. "Случилось что-то?", — спросила Ядвига. "Ничего, ничего", — сказал Герман.
Ядвига вышла из комнаты и разобрала постель. Герман выглянул в окно. Обычно Маша звонила ему в пятницу вечером. Не желая огорчать свою мать, она никогда не пользовалась домашним телефоном в субботу. Она выходила за сигаретами и звонила из магазина поблизости. Но сегодня вечером телефон молчал.
С тех пор, как Маша прочитала объявление в газете, он ждал, что вот-вот разразится скандал. Ложь, которую он сплел, была чересчур очевидной. Маша скоро неизбежно поймет, что он не шутил, говоря о Тамарином возвращении. Вчера она много раз, с ревнивым наслаждением, иронически подмигивая, повторяла имя его двоюродного брата — Файвел Лембергер. Она, видимо, не торопилась наносить уничтожающий удар — возможно, не желала портить неделю их отдыха, который должен был начаться в понедельник.
Насколько надежно Герман чувствовал себя с Ядвигой, настолько ненадежной казалась ему Маша. Она никогда не считалась с тем обстоятельством, что он живет с другой женщиной. Она оскорбляла его, говоря, что вернется к Леону Тортшинеру. Герман знал, что мужчины липнут к ней. Он часто наблюдал в кафетерии, как они пытались втянуть ее в разговор, спрашивали адрес и телефон и оставляли ей визитные карточки. Персонал кафетерия, — все, начиная хозяином и заканчивая мывшим тарелки пуэрториканцем, — заглядывался на нее. Даже женщины восхищались ее грацией, ее длинной шеей, талией, ногами, белизной ее кожи. Разве были у него силы удержать ее? Как долго она будет с ним? Бесконечное число раз он пытался подготовить себя к тому дню, когда она уйдет от него.