Глава восьмая
1
Снег шел уже два дня. В квартире Шифры Пуа не топили. Дворник, живший в подвале, лежал в своей комнате, пьяный до бесчувствия. Отопительный котел сломался, и никто не чинил его.
В драной шубе, которую она привезла из Германии, закутав голову в шерстяной платок, в тяжелых сапогах, Шифра Пуа бродила по дому. Ее лицо было белым от холода и забот. Она надела очки и ходила туда-сюда, читая в молитвеннике. Она то молилась, то проклинала домовладельцев-обманщиков, которые заставляют мерзнуть зимой бедных квартиросъемщиков. Ее губы стали голубыми. Она громко читала куски из Библии и говорила затем: "Как будто, прежде чем мы приехали сюда, мы не получили полной мерой. Теперь мы можем поставить в этот список и Америку. Уж не настолько это лучше концлагеря. Не хватает только одного — чтобы вошел нацист".
Маша, которая в этот день не пошла на работу, потому что хотела спокойно приготовиться к вечеринке у рабби Ламперта, перебила мать. "Мама, ты бы постыдилась! Если бы в Штуттхофе у тебя было то, что есть сейчас, ты бы сошла с ума от радости".
"Сколько сил может быть у человека? Там у нас по крайней мере была надежда. На моем теле нет ни одного места, которое бы не мерзло. Может быть, ты купишь где-нибудь жаровню? У меня кровь стынет".
"Где в Америке можно достать жаровню? Мы переедем отсюда. Подожди только, пока придет весна".
"До весны я не продержусь".
"Ты старая ведьма, ты еще всех нас переживешь!" Машин голос был пронзительным от нетерпения.
Вечеринка, на которую ее и Германа пригласил рабби, довела ее чуть ли не до сумасшествия. Сначала она отказалась идти, потому что считала, что за приглашением кроется Леон Тортшинер, замысливший что-то. Маша подозревала, что визит рабби к ней в гости и то, что он напоил ее допьяна шампанским все это были детали плана, разработанного Леоном Тортшинером для того, чтобы поссорить ее и Германа. Она уже давно презрительно отзывалась о рабби, называла его бесхребетной тварью, хвастуном, лицемером. Покончив с ним, она переходила к Леону Тортшинеру: он болтун, лжец, скандалист.
Маша, после своей ложной беременности, не могла больше спать по ночам, даже таблетки но помогали. Стоило ей заснуть, как она просыпалась от кошмаров. Ее отец являлся к ней в саване и кричал ей в ухо строки из Библии. Она видела во сне сказочных зверей с рогами-спиралями и острыми мордами. У них были сумки, как у кенгуру, и соски, и были покрыты нарывами. Они лаяли, рычали и нападали на нее. Каждые две недели у нее начиналась болезненная менструация, и кровь выходила из нее сгустками. Шифра Пуа гнала ее к врачу, но Маша говорила, что она врачам не доверяет. Она была твердо убеждена, что врачи отравляют своих пациентов.
По вдруг Маша изменила планы и решила идти на вечеринку. Почему она должна бояться Леона Тортшинера? Она развелась с ним в полном соответствии с еврейским законом. Если он поздоровается с ней, она повернется к нему спиной, если он попробует выкинуть еще какую-нибудь штуку, она попросту плюнет ему в лицо,
Снова Герман видел, как Маша впадает из одной крайности в другую. С нарастающим воодушевлением она начала готовиться к вечеринке. Она распахивала дверцы шкафов, вытягивала ящики комода, вытаскивала платья, блузы и туфли, которые она большей частью привезла из Германии. Она решила перешить платье. Она шила, отпарывала подкладку, курила сигарету за сигаретой, наваливала груды чулок и белья. Она все время болтала, рассказывала истории о том, как за ней ухаживали мужчины — до войны, во время войны, лагерях, в конторах "Джойнта" — и требовала, чтобы Шифра Пуа подтверждала ее слова. На некоторое время она отрывалась от шитья и в доказательство предъявляла старые письма и фотографии.
Герман понимал, что она страстно хочет иметь успех на вечеринке, хочет затмить всех других женщин своей элегантностью, своей внешностью. С самого начала он знал, что она, несмотря на все свои сомнения, в конце концов решится идти. У Маши все превращалось в драму.
Неожиданно батарея зашипела — котел починили. Дым дополз в квартиру, и Шифра Пуа закричала, что пьяный дворник наверняка спалит дом; им придется бежать из квартиры па мороз. Пахло гарью и угольным газом. Маша пустила в ванну горячую воду. Она делала все разом: готовила себе ванну и пела песни на иврите, идиш, польском и немецком. Она с удивительной быстротой превратила старое платье в новое, нашла подходящие к платью туфли на высоком каблуке и столу[8], которую кто-то подарил ей в Германии.
Вечером снег перестал, но задул ледяной ветер. Улицы на востоке Бронкса выглядели как улицы в Москве или в Куйбышеве.