Потом однажды матрос предложил мальчику играть в карты на поцелуи, и то выигрывал и потом целовал Ильзе в губы и в щёки, — то проигрывал, и мальчишка сам лез к нему на колени, чтобы поцеловать его в губы, что-то уже при этом чувствуя. Ильзе и раньше целовали всякие тёти и дяди, — но вот так, со взрослым, который ему нравился и нравился совсем как-то необычно мальчишка целовался впервые, и это было удивительное открытие для него! Несколько дней он только и думал об этих поцелуях, и потом уже ждал, и не мог дождаться очередного приезда матроса, — потому что тот по несколько дней находился на корабле, а Ильзе ходить туда сначала боялся. Он даже стал онанировать ночью, представляя себя и матроса в постели, обнимающимися голыми, и целующимися. Поэтому, когда матрос в следующий раз предложил мальчику сыграть на «желания», — тот этого только этого и ждал! Сначала конечно проигрался матрос. Он покорно растянулся на постели ожидая приказаний своего временного повелителя. Мальчик приказал сначала поцеловать себя в губы и в щёки, потом стать на подоконник и по кукарекать. Грек поцеловал прекрасно, и по кукарекал тоже прекрасно и решил было что свободен, но мальчишка ещё ему приказал быть собакой: — погавкать на кота, а потом приползти на пузе, и полизать ему, — Ильзе, — пятки. Матрос зачем-то сначала снял с себя рубашку, — он сказал, что собак в рубашках не бывает, — приполз, долго и старательно вылизывал мальчику пятки, так что тому стало щекотно, и он сказал: — «ну, хватит». Но время для игры было самое подходящее, потому что в доме никого не было, и не одеваясь матрос стал сдавать снова. И выиграл. Тогда он стал господином мальчика, а мальчик стал рабом матроса, и господин приказал своему рабу раздеться совсем, и лечь на своего господина спиной. Сам он аккуратно сжал его бока ладонями, и стал немного двигать раздетого мальчика вверх и вниз по себе, так что мягкие половинки мальчишки тёрлись о торчащую у матроса палку, но это было так приятно мальчишке, что он забыв про игру закатывал глаза и дрожал. Его пискун торчал вверх над животом, и потом мальчик почувствовал что голый матрос под ним затрясся от живота до колен, вздрагивает резкими приступами, его руки прижимают раздетого мальчика к себе сильнее и сильнее, и потом они сразу расслабились и объятие стало лёгким, сладким и приятным, — а мальчику вовсе и не хотелось слезать с этого голого матроса под ним, и он почему-то совсем не стеснялся своего торчащего пискуна, всё было просто как должно было быть, и всё! Когда они встали, и Ильзе стал одевать трусы, то обнаружил, что и его мячики и его спина чуть ли не до лопаток, — мокрые и скользкие. Но он ничего не сказал об этом своему взрослому любовнику, — а теперь они ведь были любовниками, вы это знаете? — то что это была у них именно любовная игра, мальчик знал ещё до первого целования, а когда он лежал на обнажённом юноше совершенно голый, с торчащим к верху пискуном, то он сказал сам себе: — «теперь мы с ним ЛЮБОВНИКИ»…, - хотя всё что произошло, произошло совсем не так, как происходило в мечтах мальчишки, когда он занимался онанизмом один, потому что матрос разумеется не мог знать, что этот двенадцатилетний мальчик занимается онанизмом представляя себе что он: — выебанный в жопу мальчик! Но это было не так важно, он ещё всё успеет заставить теперь своего любовника сделать как надо.
На следующий вечер он сам предложил сыграть на желания, — и сразу проиграл. А чтобы моряку не пришло в голову использовать свой выигрыш для кукареканья, или как-то вообще не интереснее чем было вчера, мальчик зажмурился и с демонстративно-притворным ужасом протянул: — «О-ой, — что сейчас со мной будет….!» — Матрос заулыбался и использовал выигрыш даже лучше, чем этого ожидал проигравший своё детское тело взрослому мальчик. У него потом всю ночь жгло сладостненьким жжением нижнее отверстие, куда оказалось можным всунуть такую вот большущую штуковину, что сперва и не поверишь… — а как она туда влезает! — это одновременно и мучительно и приятно, и сперва страшненько, а потом хочется снова и снова… Его детский пискун после этого испытания торчал всю ночь как надроченный. Мальчишка не выдерживал, переворачивался прижимался крепко-накрепко к подложенной под себя твёрдой, холодной кожаной обложке книжки про самые большие и сильные корабли в мире…
Потом ему казалось что он засыпает, и от этого он ещё сильнее просыпался, и снова начинал тереть свой пылающий пискун, и снова начинал онанировать, ему хотелось что-то ещё большее сделать с собой, но не получалось, а всего что он делал было мало. Наконец мальчик встал, подошёл к комоду, выдвинул ящик, в котором лежала рукоять от морского кортика найденная им прошлым летом за городом, он её взял и лёг на постель на бок, потом осторожно приставил себе сзади тупым концом холодную слоновую кость офицерского оружия, и стал вдавливать её в себя, — пока там вдруг всё раздвинулось, и рукоять сразу вошла в него вся, до серебряной гарды с орлами. И после этого достаточно ему было покатать свой пискун ладонью по животу, как приятная судорога свела бёдра, а из щели в писуне стали выплескиваться струйки спермы, залпами главного калибра поливая ему голый живот, — выебанный в жопу двенадцатилетний мальчик спускал как взрослый подросток…