Лореляйн прислонился к Симке, так чтобы чувствовать его плечо, и тихонько молился произнося не понятные слова, и иногда целуя золотой крестик, висевший на шелковой нитке у него на груди, — подарок любимого мужчины, он надел этот крестик на шею своему мальчику когда тот складывал чемоданы в день отъезда на Восточный фронт из Бремерхафена. Это был странный крестик, он был родом из Палестины и принадлежал баронам фон Кригам со времён последнего крестового похода… На нём была надпись буквами, совершенно не похожими на латинские буквы и у него была совершенно незнакомая Симке форма лепестков. Симка смотрел на слабо поблескивающий в руке молящегося мальчика кусочек древнего золота баронов фон Кригов, и начинал осознавать что фантастические планы Лореляйн на его послевоенные отношения с мужчиной — это оказывается никакая не фантастика…
За хребтом грохотало, выло, гудело сотрясая землю, но мальчишки были вместе, впервые за всё это время они были по настоящему вместе, и всё что делалось там, в другом мире, им было не нужно и не интересно, мальчики просто ждали, когда всё кончится.
То что происходило там не имело к ним никакого отношения. Они были поглощены друг другом, каждый из них впитывал другого, и то что вокруг грохотало, стреляло, взрывалось и убивало всех и вся, — это им не мешало, это было как раз то что было им нужно для того, чтобы они были одни, вдвоём, под густыми звёздами бесконечно тёмного бархата неба, из которого оно было сшито над горловиной их каменного колодца, — мир наконец-то оставил этих мальчиков одних, он впервые отпустил их на волю, потому что ему было не до них, — занятый делом убийства, смерти, и разрушения, чужой им мир насовсем забыл о них. И мальчики впервые дышали свободно, они прислушивались к тому что происходило там как чему-то постороннему, которое когда-нибудь кончится, и они смогут выйти и идти по жизни держась за руки, куда им захочется: — в любовь, в страсть, в красоту, в дружбу, в свою собственную жизнь, — не прячась, не притворяясь кем-то, кем ты не был никогда, и кем никогда не будешь. Да вот, миру нужно было убивать самого себя, чтобы выпустить этих мальчиков из своих пальцев… Может быть другие думали иначе, и вписывали их имена в кондуиты, но сами мальчишки никому там за хребтом ничего не были должны. Там был не их мир, и в неихнем мире была неихняя война. И всё что там происходило их вовсе не касалось, потому что там всё решали без них и за них взрослые мужчины, там без них решали что решать, и как решать, и на самом деле никто их там не ждал. Когда мужчины кончат убивать и начнут искать кого выебать, тогда вспомнят, что куда-то делись эти мальчишки, а сейчас мальчикам, собакам, и женщинам лучше сидеть в каменном колодце, и молиться. Другие решали судьбу мира в котором всё равно они хозяева, даже если за это их убьют, а мальчики прижались друг к другу в своём каменном кувшине, и слушали симфонию чужой им битвы.
Лореляйн примостился на плече Симки и заснул, а бой продолжался до рассвета. Потом стало тихо, и где-то наверху над их каменным колодцем ветер трепал зацепившийся за ветку арчи кусок полотнища знамени, разорванного прямым попаданием фугасного снаряда в штабной блиндаж, а чьё это было знамя юноши не интересовались. Горы жадно пили тишину; развороченные окопы, полусгоревший лес, разбитые снарядами камни, отдыхали от ярости страшного сражения, прокатившегося сошедшим с ума великанским утюгом. Юноши крепко спали, прильнув друг к другу.
Симка и Лореляйн проснулись ещё при свете заходящего солнца, проспав почти весь день, они полежали обнявшись, и ещё какое-то время им не хотелось расставаться с успокаивающем теплом друг друга, и они оба делали вид что спят. Потом они стали умываться стекавшими внизу стены их колодца каплями, сочившейся кристальной воды, прямо из щели в гладком камне, потом пожевали припасённую Лореляйн колбасу, и запили опять той же самой росой камня, которая была такого же прозрачного и чистого холодного вкуса, какой она была и на взгляд: — это была самая лучшая вода в мире. Но эта фляжка прозрачного горного напитка напитков была последней точкой в случайном счастье этих мальчиков.