Мы пообедали в привокзальном ресторане и я проводил её на автобус. Через два дня уточнил в Литфонде, что деньги ей отправлены и успокоился.
Я входил во вкус работы, много ездил по республике, начал активно печататься. Однажды встретил знакомого критика, который часто выступал в разных городах с лекциями о белорусской литературе. Поговорили и, уже прощаясь, он спросил знаю ли я, что случилось с вдовой Шашалевича. Кроме визита в Литфонд, я ничего больше не знал. Меня ошеломил его рассказ.
Вера Семёновна вернулась в Волму. Снимала квартиру она у колхозника Крыловича. Через несколько дней по деревне прокатился слух, что Шашалевичиха за мужа отхватила аж 6000 рублей. Любопытные уточняли у почтовых служащих, правда ли? В то время, когда за трудодень платили 10 – 15 копеек в конце года, эта сумма казалась невероятным богатством. Вера избегала расспросов завистников, но зависть захлестнула её хозяина и стала манией. Он в жизни не держал в руках таких денег. Видимо, в припадке помутнения, он подкараулил Веру и зарубил её топором. Перетряс её сундучёк, но вместо денег нашёл новенькую сберегательную книжку. Протрезвев от помутнения, испугался, пошёл в сарай и повесился.
Так трагедия, начатая в 1936 голу принесла ещё две невероятные смерти.
Круглым сиротой вернулся из армии сын Шашалевича Генрих. Ему, видимо, мешало неславянское имя, данное в честь знаменитого поэта, и он стал Геннадием. В Минске его поддержала далёкая родня и давние друзья отца. Лет десять он работал водителем троллейбуса, а теперь – электрик на одной из минских фабрик. Живёт он один и у него нет даже отцовского снимка.
Так трагически сложились судьбы честных и светлых людей, которые стали жертвами несправедливости и беззакония той поры, которую иногда называют довольно деликатными терминами…
Сергей Граховский
1986г
P.S. Из дневников отца я узнала о дальнейшей судьбе Генриха Шашалевича.
21 ноября 1993 года Генрих погиб от бандитского ножевого ранения…
Татьяна Граховская
Журнал «Маладосць»№1 1988г
Последняя трагедия Голубка
Он прожил пятьдесят пять счастливых лет и погиб из-за неистребимой и трогательной любви к родной земле, к своему народу, к его истории, традициям, языку, обычаям, к его песням и сказкам, к его природе и культуре.
Уж не по воле ли Божьей его душа вобрала все богатства земли белорусской, все таланты замордованного, презираемого, но и несломленного вечного народа. Поэт, прозаик, драматург, публицист, актёр, режиссёр, художник, музыкант, танцор на высоком профессиональном уровне и его главный талант – доброта, внимание и любовь к каждому человеку, кристальная честность и подвижническая одержимость вдохновенным трудом. Всё дала ему природа, огранила талант неустанная работа.
О-О! Как не любят, как боятся диктаторы и их преступная система таких исполинов духа, как трусливо исживают их со света, с каким садистским наслаждением распинают честных вольнодумцев и их последователей!
Такими жертвами тоталитарного режима стали Владислав Голубок и его уникальный театр. А с каким вдохновением, с какими надеждами, с какой верой он начинал свой путь к народным сердцам, какую славную голубиную стаю он собрал, вынянчил, научил высокому полёту, окрылил и вдохновил на высокое искусство.
В начале двадцатых годов нашего кошмарного столетия вся Беларусь знала Голубка с голубенятами. Как точно и поэтично окрестил их народ, сколько ласки в этих двух словах.
Голубковскую стаю ждали в каждом селе и местечке. Они являлись как праздник. Закурится над дорогой пыль – две повозки везут немудрёный реквизит, а держась за оглобли возов по обочине дороги, как цыганский табор, с песнями, шутками, поговорками приходят молодые красавцы и красавицы. Идёт радость и праздник в село.
До уборочной деревенские гумны и “магазыны” (в них всё село ссыпало семенное зерно) пустовали. За день артисты превращали их в театр. Вечером тут зрелище из зрелищ. С лавками и скамеечками в “тиятры” валит всё село. Раздвинется занавес из постилок и начинается диво дивное: на саблях сражаются гайдуки в “пане Сурынту”; тоскливую песню заводят плотогоны, страдает обманутая Василём Ганка. И всё так просто, так ярко, так понятно каждому. Артисты говорят выразительно, чётко, каждый звук и в конце “зала” слышен. Так, как говорили наши предки и деды, как говорят старые и малые. Смотрят на сцену – то смеются, то украдкой вытирают слезу; подобревшие, просветлённые и будто очистившиеся, все ждут когда выйдет САМ. А выйдет Голубок, скажет – каждое словцо доходит до сердца, будто обращено к тебе одному: то смех разбирает, то тугой комок к горлу подкатит. Он и поёт, и пляшет, и на гармошке играет, и говорят, всё что на сцене творится, сам придумывает. Смотришь и веришь каждому слову.