В двадцатые годы не было журнала, газеты, литературного приложения, где бы ни печатались стихи Дубовки. Одна за другой выходят его книги “Трысцё”, “Credo”, «Наля» (издана в 1927 году в Москве). Каждая из них вызывала не только большой интерес, но и горячие споры. Одни огулом без критического анализа принимали всё творчество Дубовки, другие искали у него только ошибки и идейные колебания. Было у молодого поэта и не установившееся мировоззрение, были и философские тупики, а увлечение поисками формы приводило иногда к невыразительности и неопределённости образа, к двусмысленности. Это давало материал для лоброжелательных литературных споров, которые могли помочь поэту разобраться в сущности своих просчётов и вникнуть в них. Но некоторые вульгаризаторы и литературные спекулянты безапелляционно обвиняли Дубовку во всех смертных грехах, зачёркивая творчество поэта, а временами их писанина напоминала обычные приговоры.
Вспоминая ту пору, в 1959 году Петро Глебка писал: «По прошествии времени видно, что критики, в том числе и я сам, в своих оценках поэзии Вл.Дубовки часто преувеличивали отрицательные моменты, обобщая творчество поэта и расширяя недостатки и ошибки отдельных произведений на всю его литературную деятельность».
Особенно старались далёкие от литературы карьеристы и спекулянты. Они присвоили себе право быть ортодоксальными критиками и непримиримыми защитниками идейной чистоты. Имена их забыты и вычеркнуты из истории литературы, а вред от их дубовой писанины велик и непоправим.
В печати 30-х годов они накинулись на неопубликованную поэму Дубовки «Комбайн», убеждали, что она «льёт воду на вражескую мельницу», «подрывает основы», даже что-то цитировали из никому неизвестного произведения. Это уже была не критика, а обвинение. Про неопубликованную вещь можно написать и наговорить всего, что взбредёт в голову. Никто не может опровергнуть или согласиться с доводами «критика» - вещь неизвестна. Только через много лет выяснилось, что у Дубовки поэмы под названием «Комбайн» вообще никогда не было.
«Ещё в 1926 году я задумал написать три поэмы, - вспоминал автор в предисловии к поэме «Штурмуйте будущего аванпосты» - в которых по мере сил, отразить переход нашей, преимущественно крестьянской страны, к высшим формам социальной жизни – к коллективизиции и индустриализации». Три поэмы: «Кругі», «І пурпуровых ветразей узвівы”» и «Штурмуйце будучыні аванпосты» - поиск новой формы, где бы комбинировались разные жанры, - авторский монолог, диалоги героев, переводы классических произведений, легенды, стихотворные примечания и сноски. Потому не поэму, а жанр Вл. Дубовка назвал комбайном.
А суть этих поэм? Авторская позиция в поэме «Кругі» точно выражена в заключительных строках:
Здзейсняцца ўсе нашы летуценні,
Знішчыць чалавек прыгоны ў свеце.
Ідучы па шчасце пакаленням,
Вы кажыце ўсім:
- Далей ідзеце!
Идейная позиция автора и пафос второй поэмы из этого интересного триптиха, на мой взгляд, сформулирован, пожалуй, в этих строках:
А мы ішлі з імпэтам віратлівым,
А мы ішлі няспынна і ўпарта.
І пурпуровых ветразей узвівы
Трымалі курс на сонечнае заўтра.
Тут, как говорится, комментарии излишни. Заключительные строфы третьей поэмы “Штурмуйте будущего аванпосты”, в своё время по воле критикох - прокуроров окрещеных “Комбайном”, снова весьма точно выявляют авторскую позицию:
Сячыце ў каменні трывалыя ўсходы,
Да яснай мэты шлях кладзіце просты.
Нягледзячы на хібы, перашкоды, -
Штурмуйце будучыні аванпосты.
Эти три поэмы писались в 1926 – 1929 годах. Каждая из них направляла в социалистическое завтра. Сквозь напластования противоречий и препятствий автор стремился заглянуть в сегодняшний день. В этом легко убедиться, раскрыв второй том “Избранного” Владимира Дубовки, изданного в 1965 году.
Можно было принимать или не принимать формальные и композиционные поиски и экперименты поэта, оспаривать его доводы и выводы, критиковать слабые места с доброжелательных позиций.
На долгие годы Владимир Николаевич Дубовка вынужден был отойти от литературного труда*, овладеть многими и самыми разными профессиями. Чтобы он ни делал, чем бы ни увлекался, в любой работе он оставался вдохновенным мастером, умельцем высокого класса. Иначе он ничего делать не мог.
Такая была у него основа, так был воспитан с младенчества, такой была его душа. “Где бы я ни был, на какой бы работе не стоял, - писал Владимир Николаевич, - я всегда находил много красивого, много интересного, встречал очень хороших людей. Для меня никакая работа никогда не была мукой – она всегда была для меня желанной, ведь в конце концов – шла на пользу нашей социалистической родине”. (“Пяцьдесят чатыры дарогі”, стр.206.)