Шагая вместе к вокзалу, Скрыган мне часто рассказывал, как они работали вместе с Павлюком Шукайло в Слуцке и Россонах, как создали «Літаратурную камуну», как Шукайло «выбил» деньги на издание двух номеров своего журнала. На этом и он, и «коммуна» закончили своё существование. Я знал, что Янка лихо пляшет белорусские польки и уговорил его устроить небольшую вечеринку в его квартире. Вот как в 1983 году Скрыган в одной из своих статей вспомнил этот случай : «Недавно он (э.зн.я –С.Граховский) напомнил, как хотел научиться танцевать. По этому случаю, кажется, в тридцать втором году ему захотелось сделать что-то наподобие вечеринки. Но где же собраться, комнатка моя для этого очень мала? Моя старенькая добрая хозяйка Марья Жакевич легко согласилась провести часок у соседки, чтобы мы могли собраться в ее зальчике. Там стояли только две кровати, стол мы выкинули. Не помню, где Сергей брал гармониста, кто был из ребят, что были за девчата - ни одной из них не знал. Как назло, я заболел. За перегородкой играла гармонь, говорили, веселились, танцевали, а я сидел в своей каморке в тапках, чёртовски болела голова. Наверно, думали, что я хитрю, не верили – время от времени кто-то забегал ко мне – все упрашивали присоединиться к ним. Сергей переживал, винил себя. Чтобы не подавать вида, как мне действительно плохо, я вышел в зальчик и прямо в тапках станцевал вальс. Только теперь Сергей сказал, что все девчата были медички» (Я.Скрыган «Избранные произведения», том II).
Я и сегодня удивляюсь, как он, маститый писатель валандался с таким литературным шпингалетом, как я. Вспоминая нашу молодость и старость, мне особенно дороги строчки моего незабываемого друга: « Такая уж, на всю широту души и дружба у него. Ни дня, чтобы он не звонил мне, хотя бы узнать, жив – здоров ли. Нас было четверо закадычных друзей - однополченцев, (Пальчевский и Межевич. – С.Г.). Каждого он обзванивал, а теперь осталось двое, и потому сильнее стало его беспокойство. Время ведь берёт своё.» (Том II, с.260).
Ну, а теперь я остался один со своими бесконечными воспоминаниями. Перечитываю книги друзей, пересматриваю снимки, прохожу мимо домов, где они жили, и всё всплывает перед глазами, будто было вчера. Вспоминается то, чего не знают мои современники и никогда не узнают, поэтому и припоминаются события, обстоятельства, условия, атмосфера 30-х годов, щедрая открытость и дружба. Оживают в памяти образы, фигуры, характеры навечно молодых известных и совсем юных писателей той поры.
Все революционные праздники в Доме писателя отмечались торжественными вечерами, а иногда после докладов и концертов завершались общим ужином в «продовольственном подвале». Желающие складывали свои пятёрки и червонцы и «пировали» на пайковом застолье. Время от времени Андрею Александровичу удавалось выцыганить у Николая Матвеевича Голодеда кое-какие субсидии на некие эфемерные мероприятия. В столовой сдвигались столы, вместо лавок на табуретки клались доски: было что выпить и закусить. Но главное – хватало идейных тостов, а под конец - шуток, розыгрышей и смеха. Расходились за полночь, когда уже стояли трамваи, а было их всего два маршрута. Валерий Моряков жил в Козыреве, поэтому часто ночевал у друзей, а чаще всего – у Купалы.
Помню как, должно быть, в 1934 году в преддверии Первого мая, был большой вечер. В конце зала, у самой стены заняли места Купала, Владислава Францевна, а рядом Мария Константиновна Хайновская. Выступал хор под руководством композитора и дирижёра Самуила Полонского. Я примостился недалеко от той же стены и смотрел не столько на сцену, сколько на Купалу, как он реагирует на каждую песню, как улыбается и что-то шепчет своим соседкам. После концерта спускались на ужин. Мы с Янкой договорились: кто придёт раньше, занимает запасное место. Я не решался обгонять знаменитостей на узкой лестнице и немного запоздал. Янка сидел с красивой белокурой девушкой и указал мне место возле себя. Купала побыл полчаса, и тётя Владя увлекла его домой. Звучали тосты, звенели рюмки, галдёж нарастал. Со своей соседкой Скрыган не знакомит, а привычная застольная беседа идёт сама собой, хоть я и не знаю, как обращаться к красивой Яночкиной спутнице. Тогда всё было просто, непринуждённо, без лишнего этикета. Янка усердно угощал свою барышню.