Продолжение этой истории дописала сама жизнь и повернула события совсем в другую сторону.
Про новую семью Янка рассказывал не часто и не очень охотно. В 1946 году при освобождении из лагеря начальник спросил, куда выписывать документы. Столичные, областные, приграничные, режимные города «минусовались». Так и говорили: «За минусом вот таких и таких». Скрыган подошёл к карте на стене, зажмурился и тыкнул пальцем в какую-то южную точку. Посмотрел - Фергана. Туда и выписали ему направление. С трудом попал в чужой край, с другим языком и обычаями, где ни одной знакомой души не было. Ходил по организациям, предлагал приобретённую в лагере бухгалтерскую квалификацию, но стоило показать лагерную справку – и работы нет. Негде жить, нечего есть. Спасало одно: тёплое небо и сухой бурьян. Случайно встретила одинокого доходягу эвакуированная москвичка Анна Михайловна, посочувствовала, пригласила к себе, накормила, дала временный кров, через знакомых устроила на бухгалтерскую должность. Так он и остался в гостеприимном прибежище щедрой и преданной ему былой москвички.
Вскоре новой семье Скрыганов повезло переехать в Эстонию. Янка стал главным бухгалтером сланцево – химического комбината.
Бухгалтер быстро вытащил комбинат из финансового тупика, завоевал доверие и уважение. Чтобы закрепить хорошего специалиста, дирекция дала ему приличную квартиру с мебелью, пристойный оклад, и Скрыганы зажили по-людски. На Копыльщине, в Трухановичах, жила Янкина сестра Ульяна. Больше десяти лет они не виделись. Чуть встал на ноги и смог пригласить сестру в гости. Списались и стали ждать Ульяну. Наконец пришла телеграмма: «Еду». Подготовили угощение. В эстонский посёлок Кивиыли ещё не дошли слухи, что начался второй круг ада – аресты бывших «контриков». «Освобождённые из капиталистического плена» в 1939 году «ненадёжные» для Советов эстонцы из Сибири не возвращались, а до этого репрессированных в посёлке не было. Поэтому Янка спокойно ждал встречи с сестрой.
Начали собираться с Аней на вокзал. Стук в двери прервал сборы: «Три чекиста, три весёлых друга» вошли в комнату, предъявили ордер на обыск и арест, забрали паспорт, покопались в немудреном имуществе, и не сказав «і за што, куды яго бяруць» (М. Чарот) повели в неизвестность.
У ошеломлённой, заплаканной Ани хватило сил пойти на вокзал. Ульяну она никогда не видела, но верила, что узнает. Как только разошлись пассажиры, Анна Михайловна пошла к одинокой деревенской женщине с клунками, так похожей на Яночку, обняла и заплакала. Ульяна помолчала и сказала: «Сердце моё чуяло, что не увижу братика. Так оно и вышло».
Когда минуло первое десятилетие после «знаменитого» 1937 года, Берия спохватился, что не всех «врагов» уничтожили в лагерях. Начали выползать недобитки, так ещё и надумали жаловаться, требовать реабилитации - ишь чего захотели?! Восстановления в партии! Начали шастать по приёмным прокуратур, писать жалобы в ЦК! И Лаврентий Павлович получил «добро» в 1948 году - всех освобождённых и контриков арестовать, провести короткое следствие, если найдётся хоть какая-нибудь зацепка, отправить в снова в лагерь, а нет – на вечную ссылку в северные районы Сибири и Казахстана.
Так и Янка оказался в далёком от железной и проходимых дорог селе Сухобудино Красноярского края. Н а в е ч н о! Выселенная из казённой квартиры семья последовала вслед за главой. С большим трудом смастерили землянку, вскопали дёрн и томились там до реабилитации в 1955 году. Освобождённый Скрыган сразу подался в Минск. Взяли его редактором издательства. Вскоре приехала семья. Скитались по чужим углам.
В писательском справочнике 1981 года ни слова про арест и ссылки, сказано лишь «работал в редакции «Літаратуа і мастацтва», потом - на предприятиях Сибири. Был старшим бухгалтером на заводе в Фергане» и так далее. Разве можно было написать правду в рассказе «Дом №9»? Оставшись без копейки, Янка пошёл просить в долг у своего университетского и литературного друга, маститого из маститых авторов. А тот был в доме творчества в Каралищевичах. Это километров 18 от города. На билет у Янки не было. Отправился пешком. Для былого сибиряка это не расстояние. Дошёл, нашёл товарища, посидели, поговорили, а просить язык не поворачивался. Встал, чтобы попрощался и, наконец, отважился попросить немного денег взаймы. « Эх, братец, чего нет, того нет. Все деньги у жены, а с собой - ни копейки. Ты уж извини». Скрыган молча поплёлся назад пешком. Боль, обида комом сжимали горло. Не за себя, стыд за былого товарища…