Прошли годы. Не стало демократичного и отважного Макаёнка, сменился редактор “Нёмана”, колебался идейно-политический барометр, забыли про дневник Микулича. Постепенно установилась демократичная атмосфера, после работы в ЦК КПБ “Нёман” возглавил Анатолий Кудравец.
Летом 1986 года из Дома литератора мы вышли вместе с Янкой Брылём. Через несколько шагов встретились с редактором “Нёмана”, слово за слово, Брыль поинтересовался, что значительное появится на страницах журнала и вдруг вспомнил про дневник Микулича и посоветовал Кудравцу, не откладывая, напечатать его.
На другой день я передал редакции слеповатые страницы машинописи, своё давнее предисловие и комментарии. Бывая в редакции, интересовался, как идёт подготовка “Повести для себя” к печати, и убедился, что никак. При встрече поинтересовался у редактора и услышал, что без значительных купюр напечатать не удастся. Что его смущало так и не понял. Удивляло, что на гребне “перестойки” и гласности так глубоко сидели в сознании страх и опасения. Я настаивал, пусть что-то снимет Главлит, тогда совесть редакции будет чиста. Не знаю, что решило судьбу дневника, но логика и отвага победили, и в мартовском номере “Нёмана” за 1987 год появилась без существенных купюр (только одна фамилия была заменена инициалами) “Повесть для себя”. Её заметили в Москве. Появились отклики в “Московских новостях”, “Литературной газете”, “Дружбе народов”, “Знамени”. “Нёман” завоевал симпатии всесоюзного читателя и подрос его тираж.
Я был убеждён, что вскоре появится продолжение “Повести”, а редактор и не знал о его существовании. Я напомнил, что оригинал находится в Комитете безопасности, редакция обязана его потребовать и закончить публикацию.
Обращаться в КГБ с такой просьбой редактор отказался. Посоветовал, чтобы снова сестра Микулича стучалась сама в то учереждение. Снова пришлось злоупотребить авторитетом Максима Танка, просить, надоедать и ждать ответа.
На сей раз немного быстрее ещё более полинявшую рукопис доставил в Союз писателей специальный курьер грозных органов. Дело затягивалось с перепечаткой и переводом на русский язык. Переводить взялся Владимир Жиженко. При встречах я торопил его каламбуром: “Куй железо, пока Горбачёв”. Жиженко не волынил, и окончание “Повести для себя” вышло в декабрьском номере “Нёмана” за 1988 год. От первой попытки минуло всего лишь(!) 18 лет. Теперь рукопись дневника хранится в Архиве-музее литературы и искусства Республики Беларусь. Дважды арестовывали и автора и дневник!
После той счастливой встречи с майором (уже, видимо, полковником) я больше никогда с ним не виделся, а ведь это он помог вызволить и вернуть в литературу искреннюю, исповедальную “Повесть для себя”.
Она оканчивается обращением Б.Микулича ко всем нам: “Наконец ставлю точку. “Повесть для себя”? Нет! Я хочу, что бы этот конспект повести был для всех, что бы они любили и ценили жизнь и чтобы не расставались с мечтой”. Звучит, как завет влюблённого в жизнь мечтателя.
Борис Микулич нигде и никогда не расставался с мечтой, с вдохновенным творчеством. В лагере и в ссылке ставил спектакли, был актёром и режисёром, что бы принести людям хоть короткую радость и забвение от страданий, таясь писал стихи и прозу, перепрятывал их у добрых и отзывчивых людей. Все Борисовы рукописи в Машуковке сберегла его квартирная хозяйка Мария Смелякова. Написанные в изгнании произведения пополнили посмертные издания его книг, а несколько повестей всё ещё ждут публикаций.
Если бы не страшный кровавый режим, если бы не плановое уничтожение лучших людей в 30-е - 50-е годы, Борис Микулич при своей творческой одержимости и работоспособности написал бы не один том талантливой прозы.
Для тех, кто знал его, кто читал и читает его произведения, он навсегда талантливый, искренний, интеллигентный и образованный художник, обаятельный и красивый человек.