Когда бушевала пора цветения, в далёком 1926 году в книжной лавке моего полесского Глуска мне бросилась в глаза тоненькая голубая книжечка с лиричным названием “Пялёсткі” (“Лепестки”). Автор – Валерий Моряков. Это имя я слышал впервые. Подумалось, какой красивый псевдоним. С маленького портретика смотрел ясноокий, светловолосый совсем юный красавец. Открыл первую страничку и не смог оторваться до последней. Купить было не за что, но я дружил с сыном заведующего книжной лавкой и он мне часто давал на одну ночь тоненькие сборнички молодняковцев. С “Пялёсткамі” разлучаться не хотелось, выпросил у мамы 15 копеек и долго не разлучался со стихами Морякова: мою неискушённую душу зачаровывали и волновали мелодичные строки о радости жизни и щемящей грусти первой любви. Читал и удивлялся, как он разгадал и высказал мои потаённые мысли и чувства:
І ўжо тады, пад белаю калінай
Нам будзе месяц сыпаць каласы.
І так, бывай, каханая дзяўчына,
Прыйду я хутка да цябе ў даліны
Упіцца свежасцю крамянае красы.
Строки “Пялёсткаў” становились нашими несмелыми признаниями в записочках, переданных в учебниках понравившимся одноклассницам.И в “Физике” Цингера иногда приходили ответы из тех же “Пялёсткаў”:
Будзе песні нам пець зачарованы гай,
Будзе слухаць іх месяц і радасны край,
А мы будзем кахацца ў полі.
Это была романтика, разбуженная и окрылённая светлой поэзией почти нашего ровесника Валерия Морякова. “Пялёсткі” переходили из рук в руки, стихи переписывались в тайные девичьи дневники.
Влюблённый в белорусскую поэзию, зачарованный лирикой Дубовки, Труса, Пущи и Морякова, я вечерами ходил в местечковую библиотеку, регулярно читал “Маладняк”, “Узвышша”, “Полымя”, литературные приложения к “Беларускай вёске”, “Савецкай Беларусі” и ежемесячные литературные страницы в “Звяздзе».
В одном из номеров «Маладняка» прочёл «литературный портрет» Валерия Морякова, написанный его однокурсником по Белпедтехникуму. Узнал, что мой любимый поэт - статный, светловолосый красавец, сын каменщика из пригородной вёски Козырева. Автор портрета писал, что Моряков мягкий, искренний товарищ всей техникумовской молодёжи. Он иногда на лекциях, вместо конспектов, пишет стихи, даёт их друзьям и подругам, бывает теряет.
В начале 1928 года моя двоюродная сестра Маруся повезла в Минск двум братьям подкрепление калядной свежиной. Старший уже был врачом, а Янка – студент Университета, молодняковец, один из авторов коллективного сборника стихов «Пунсовае ранне» («Пунцовое утро»).
Я нетерпеливо ждал Марусю из столицы: хотелось узнать о Янковых друзьях-поэтах, про кипучую литературную жизнь столицы: в печати шли споры между литературными объединениями «Маладняк» и «Узвышша». Тодар Глыбоцкий ругал Дубовку, уже гремел бас Бэндэ.
Вернувшись, Маруся рассказала про знакомство с Валерием Моряковым: «Шли мы с Янкой по Советской улице, а навстречу – высоковатый хлопец в коротком пальтишке и кепке, с розовыми от мороза щеками. Идёт и улыбается Янке. Остановились, Янка нас познакомил. Валерий говорил мне что-то приятное, а я слушала его негромкий певучий голос и остроумные шутки. Дальше пошли вместе. Они говорили про свои молодняковские дела, про Чарота, Александровича, Пущу, Труса, вспоминали что-то смешное. Расстались на углу Садовой и Валерий побежал в свой техникум».
Я завидовал Марусе, что встречалась с любимым поэтом и мечтал когда-нибудь попасть в столицу и увидеть живых писателей, может даже Купалу и Коласа.
Закончив школу в 1930 году, я подался в литературную “подстолицу” – окружной Бобруйск. Филиал “Молодняка” возглавлял Михась Лыньков, он находил и опекал молодых лтераторов. В активе уже были Микулич, Витка (Крысько), Кохан, Зарицкий, Шинклер, Жуковский, Абакшонок. И я успел напечатать несколько стихов в окружной газете и литературном приложении “Вясна”. Сколько тогда было мечтаний, увлечений, надежд и планов. Мои друзья и я работали, в основном, на деревообрабатывающем комбинате. Зарицкий на дежурство в сушильный цех шёл с увесистой пачкой поэтических сборников. Как ни тяжело было, мы жили поэзией. Минск нам казался литературной Меккой, средой талантов и знаменитостей. Мы следили за всеми новинками поэзии и прозы.
В одном из зимних номеров “Маладняка” появилось стихотворение Морякова “Цыганка”. Необычной интонацией, размером, напевностью, зримой образностью оно зачаровало всех бобруйских начинающих.