День 29 октября должен стать, а возможно, когда нибудь и станет, Днём Памяти и Скорби национальной литературы и культуры. В этот день были уничтожены учёные, художники, писатели, артисты, едва ли не все преподаватели белорусского языка и литературы. А предчувствие двадцативосьмилетнего Морякова было пророческим. В стихах и в “Маёй паэме”он писал:
Што ж мне спяваць расстраляныя песні?
Ім не развеяць роспачы туман,
Тут, на зямлі, другое сонца песціць,
Тут неяк умеюць жыць і паміраць .
В период оттепели, в начале 90-х годов некоторые исследователи были допущены к недосягаемым кровавым архивам. Но ни в одном деле не нашли обязательного “Акта о приведении приговора в исполнение”. В нём обязательны подписи: коменданта тюрьмы, исполнителя и врача, который засвидетельсвовал факт смерти. Из своего долгого опыта я знал коменданта Ермакова и тюремного доктора в пенсне, который дожил до глубокой старости в доме на Круглой площади (ныне пл. Победы- Т.Г.) Я его встречал и едва сдержался, чтобы не поговорить “по душам.”
Следы своих кровавых преступлений старательно заметали их продолжатели: в документах о реабилитации расстрелянных бесстыдно подтасовывались даты смерти, перенося их на годы войны и варианты трёх болезней известных “компетентным” следователям.
В книжке Морякова “Лірыка”(1959) биографическая справка утверждает: “Умер Моряков 7 мая 1940 года”.** Как ни прятали правду трусливые преступники, позднее вынуждены были признаться, что Моряков “Реабилитирован Военной коллегией Верховного суда СССР 25.04. 1957г. Расстрелян 29.10.1937 года.” (Справочник “Беларускія пісьменнікі” 1994г)***
Поэт замолк навсегда, а его расстрелянные песни, как лепестки, растоптанные тяжёлыми сапогами, оживут с новой весной, зацветут и во всю мощь прозвучит белорусская поэзия Морякова и его современников.
Я бачыў свет, жыццё і дагаранне,
Я бачыў любую карміцельку-зямлю,
І гэта ўсё, як сонечнае ранне,
Як маладосць, як родны край люблю.
За любовь гибли и гибнут многие поэты.
Сергей Граховский 1998г. (БГАМЛМ, фонд 201…)
(публ. В газете “Голас радзімы”1998г)
Перевод с белорусского Татьяны Граховской
*М.Хведарович “Рытмы і баявыя песні”(1930)
“Тэмпы – кантрасты” (1931)
**В Справочнике Союза писателей за 1970г. та же дата смерти.
*** Справочник СП “Беларускія пісьменнікі» (Мн. “Маст. літаратура” 1994г)
Валерый Маракоў
Валерый Дзмітравіч Маракоў нарадзіўся 27.3.1909г. у вёсцы Акалонія (цяпер у межах Мінска) у сям’і рабочага.
Працоўны шлях пачаў мулярам. Вучыўся ў Мінскім беларускім педагагічным тэхнікуме, у 1934г. скончыў літаратурна-лінгвістычнае аддзяленне Мінскага педагагічнага інстытута. Два гады працаваў настаўнікам у Бабруйску. Быў членам “Маладняка”. У 1937г. рэпрэсіраваны. Рэабілітаваны Ваеннай калегіяй Вярхоўнага суда СССР 25.4.1957г. Член СП СССР з 1934г. Расстраляны 29.10.1937г. …
Maecenas
( Степан Цокур)
Начальник третьего лагпункта Унжлага лейтенант Цокур был меценатом местного значения. Странно, не так ли? И кто такой ме-це-нат? Собственное имя — Maecenas. Так звали богача, близкого ко двору римского императора Августа. В первом веке до нашей эры Maecenas был дипломатом и покровителем художников и поэтов — Вергилия, Горация и многих других творцов. Так что его имя стало синонимом благотворительной деятельности благородных попечителей искусств, пережило века и дошло до нас.
Что же общего мог иметь с благотворителем далекой старины простой служака гулаговского режима, особенно в жестокую военную годину? И все же среди множества темных садистов, озверелых палачей попадались сочувствующие, интересующиеся искусством, — случайные единицы, как Степан Гаврилович Цокур.
В огромном лесоповальном лагере 3-ий лагпункт был "райским" уголком: дрова для собственных нужд заготавливала одна бригада Коли Жукова, остальные работали под крышей. В начале войны успели с севера, из Кеми, перевезти сюда большую швейную фабрику: конвейер монтировали днем и ночью, возводили стены и покрывали крышу; возле озерца поставили небольшую электростанцию. Где-где, а в лагерной системе специалистов высокого класса было хоть отбавляй. На окраине зоны, около месторождения глины, соорудили кирпичный заводик. Им руководил Ашот Мнацаканян. Фабрика в три смены шила солдатские брюки и сорочки, гимнастерки, телогрейки, бушлаты, рукавицы, плащ-палатки, шапки и маскхалаты. Столярные цехи выпускали лыжи, ружейную болванку для автоматов. В отдельной мастерской столяры высшей квалификации мастерили огромные письменные столы, украшенные резьбой, карнизы, панели для кабинетов начальства московского ГУЛАГа. (Когда появился "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына, я встречал чудаков в Москве, которые искали на картах мира тот знаменитый и таинственный Архипелаг, а его "столица" была всего за несколько кварталов.) Плексиглас с разбитых самолетов резчики превращали в сувенирные копии Спасской башни с часами, в красивые шкатулки с портретами известных людей. Их долго продавали в магазинах Москвы и Ленинграда, а покупатели и не догадывались, что они сделаны, возможно, их родственниками или друзьями на секретном предприятии — таинственном ОЛП (отдельном лагерном пункте) № 3.