Уши на голове...
Та не про уши. Он у тебя что, кастрированный или нутрец? Полу якога, спрашиваю. Короче, яйца где?
Лейзеров спохватился:
Это слониха, гражданин начальник...
На кой хрен мне две слонихи? Давай вот этому приделывай струмент, да посолиднее, чтобы здалёк было видно, усёк? Вот и ладно. Давай, дав-вай, слоновый прохвесор. А то кастратов поставив. Шоб к утру яйца были!
Приделал Коля, как приказал начальник, "струмент" — каждый по ведру.
Наконец приехал Почтарев. Все было подметено, прибрано, досмотрено. Остановился около столовой. Помолчал, покрутил головой:
— Ты что, лейтенант, ледяной зоопарк строишь? Делать нечего? Лишние люди? Занять нечем? Этих бездельников, ваятелей-вонятелей заберем.
Да это инвалиды, товарищ полковник. По своей инициативе.
Пусть лапти плетут. Пошли дальше. Показывай свое слоновое хозяйство. Слоновую кожу не собираешься выделывать? — захохотал полковник.
Отлегло у Цокура от сердца, когда начальство всё свело к смеху...
Весной Викторовы "Рабочий и колхозница" все же украсили аллею. Глиняное "произведение" покрасили алюминиевой краской, вокруг него монахиня Фетинья садила и пересаживала цветы, каждое утро поливала и полола. Это был "идеологический" центр лагпункта. С пересидкой "до особого распоряжения" Коля в конце концов освободился на год раньше меня. Распрощались мы на вахте. Он был рад, что идет на свободу, а у меня за год могло быть еще много неожиданностей, но я радовался за друга. Он обещал написать, где и как устроится, что ждет нашего брата на свободе.
Через несколько месяцев Коля передал приятную новость: его послали учительствовать в тихий вишнево-яблочный Чернобыль, тогда никому не известный, а теперь обозначенный бедой на весь мир. Недоучившемуся студенту ИФЛИ дали огромную нагрузку, потому что война истребила учителей. Коле понравилась волшебная красота полей, задумчивое течение широкой Припяти, доброта и щедрость чернобыльцев. Он прислал и маленький любительский снимок, уже в костюме и с галстуком. На оборотной стороне написал: "Дорогому другу Дон Кихота Чернобыльского. 11/VII1—1947". Это была почти точная самохарактеристика увлеченного чудаковатого мечтателя. Судьба развела нас надолго.
В пятидесятые годы Коля неожиданно откликнулся из Москвы. Работал он в редакции только что образованной "Детской энциклопедии" старшим редактором тома, посвященного литературе и искусству, и предлагал мне написать небольшие статьи о Купале и Коласе. Для меня это было большой честью. Постарался, написал, и они вошли в изданный в 1961 году заключительный том энциклопедии и в последующие переиздания. Мы долго переписывались, встречались в Москве, потом жизненные хлопоты завертели нас, и связь между нами оборвалась.
Интересовала меня судьба Цокура. При освобождении он мне выше нормы выписал харчей до самой Москвы. Из скупой информации в печати и по радио я узнавал, что на месте нашего лагеря работают леспромхозы, образованы совхозы, на станции Лапшанга — больница для психбольных, дом для престарелых.
И случайно, от старого друга из Альметьевска, узнал, что отправленный в запас лейтенант Цокур после доклада Хрущева на XX съезде компартии почти сошел с ума, ведь столько лет прослужил в этой ужасной системе. С горя запил по-черному и вскоре умер на родине жены в Калужской области. По сочувствию лагерникам, по отдельным словам я догадывался, что Цокур понимал, какое совершается преступление на гулаговском материке.
Я знал еще нескольких бывших начальников, которым совесть укоротила жизнь. И там попадались нормальные люди вроде "мецената" местного значения. Если бы их совсем не было, вернувшихся оказалось бы еще меньше.
Сергей Граховский 07.1996 г
Перевод Людмилы Чеславской. Журнал “Беларусь”№11 1997г
Рэпрэсіраваныя літаратары Беларусі
Аляхновіч Францыск
Аляхновіч Мікола
Аксельрод Зэлік *
Александровіч Андрэй
Астрэйка Сяргей *
Астапенка Змітрок
Бабарэка Адам
Бахта Рыгор
Бяганская Ядвіга
Багун Міхась
Бярозкін Рыгор
Баранавых Сымон
Бранштэйн Якаў *
Бахта Рыгор
Валасевіч Янка *
Вольны Анатоль *
Віталін Змітрок
Галавач Платон *
Гартны Цішка
Гарэцкі Максім *
Галубок Уладзіслаў *
Гарбук Вісарыён