И я не успел совсем немного. Был однажды арестован и препровожден в Москву. Даже с того света Гаевский и Грац до меня дотянулись.
По идее я должен был унывать и ждать невеселой развязки. Вот только тоски и уныния почему-то не было. А была уверенность, что я выползу из этой каменной ловушки. Столько у меня недоделанных дел, а я здесь. Взаперти, орел молодой. Хотя нет, уже не молодой – далеко за сорок. Но крыльями махать еще могу…
Что происходит на воле, мы, огражденные от большого мира, представляли с трудом. Переписка с волей, газеты и журналы – все было запрещено. Но мы и в изоляции ощущали, как сгущался воздух и сжималась пружина исторических событий.
29 ноября 1938 года генерал, вернувшись с допроса, нашептал мне, что Ежов больше не нарком внутренних дел – его перевели заведовать водным транспортом. Это было событие! Ежов виделся всем эдаким Молохом – богом смерти. А тут какой-то транспорт. Это означало одно – началось его падение.
Вспомнились разговоры с моим высокопоставленным другом из Генпрокуратуры, что наверху недовольны разогнавшимся катком репрессий. И что это значит для меня? К добру или только хуже станет? Может быть всякое, это как попасть в ураган – в какую сторону понесет, неизвестно.
Ветер перемен дул все крепче, принося надежды, ожидания и вместе с тем липкую неуверенность и страх. Мне казалось, что моя развязка близится…
После обеда за узким зарешеченным окошком повалил декабрьский снег. Дверь распахнулась и прозвучало:
– Ремизов, на выход!
На этот раз конвоиры повели меня не в кабинет следователя, а вниз, в тесный дворик, где ждал «воронок». Защелкнулись наручники. Меня подтолкнули в спину:
– Вперед!
И я оказался в одиночестве, в жестяной, наглухо закрытой коробке автомобиля для перевозки арестованных.
Ну вот и финиш. И все мои надежды, уверенность – где теперь они? Под ними подвели черту. Как это бывает – сейчас объявят итоговое решение Тройки, где рассмотрение дел происходит без участия обвиняемого. И в ров.
На меня вдруг накатила волна дикого ужаса – как у животного, которого ведут на убой. Захотелось выть и молить о прощении. Потому что сама мысль, что для меня скоро не будет ни этого дня, ни снегопада, ввергала в первобытное отчаяние.
А потом, как ушат холодной воды, пришло ясное осознание – я же не животное, а человек. Не раз видел смерть, фактически долгие годы жил взаймы. Ну вот, встретились с костлявой. Иначе и быть не могло. А что здесь и сейчас – так судьба распорядилась.
Смерть отнимает у человека все. Единственное, что остается, – это гордость и честь. Поэтому нет силы, которая заставит меня ползать на брюхе и молить пощады.
Плохо, что все кончается именно так. И угнетает даже не столько бесславная гибель. Еще больше терзают душу незавершенные дела. Меня сейчас расхлопают, а «Картель» так и будет вредить моей стране, стремясь утопить ее в хаосе и крови. Враги торжествующе осклабятся при известии о том, что не в меру суетливого и проницательного чекиста Ремизова его же коллеги поставили к стенке.
И еще кольнула малодушная мысль – ну и ладно. Невозможно тянуть на себе такой груз. Смерть – это не только проигрыш, но и освобождение…
Машина тормозила, разгонялась. Гудели клаксоны на дороге. Ревел двигатель, переходя в чихание. Так прошло минут сорок.
Опять остановка. Скорее всего последняя для меня.
Дверца со скрежетом открылась. И я ступил на землю.
Пригород. Кружащий снег, оседающий на черных лапах и стволах деревьев, похожих на торчащие вверх артиллерийские орудия. Отчаянное карканье ворон.
Я выпрямился, ловя последние мгновения.
Ну и где тот ров, куда меня сбросят?
– Вперед! – послышалась уже набившая оскомину команда.
Интересно, выстрелят сейчас или доведут до рва?
– Быстрее!
Эх, мне-то торопиться некуда.
Так я считал. И был не прав. Не стоило заставлять себя ждать…
Глава 4
Не было рва. Не было расстрельной команды. Была ухоженная липовая аллея, в конце которой возвышался уютный, дачного типа деревянный дом.
– Вперед!
Это вечное понукание конвоиров. Как будто я мог отправиться назад, не обращая внимания на двух дюжих сопровождающих, у одного из которых карабин.
Меня подвели к дому. Старший конвоя поднялся по ступенькам и вежливо постучал в дверь, потом осторожно отворил ее со словами:
– Прибыли!
В ответ донесся доброжелательный голос:
– Да заходите уже. Только ноги вытирайте, а то наследите.