Дверь под рукой предательски скрипнула, но Морделл не обернулся.
Ишь ты, как замечтался!.. А может быть, он просто обиделся на меня, подумалось вдруг Галу, и он решительно перешагнул порог.
– Вицентий Маркович, – проговорил он виноватым голосом, – вы уж меня, ради Бога, извините, я тут ваш пиджачок случайно подпортил, но я возмещу, вы не…
Докончить свой монолог он не успел.
Что-то большое и тяжелое обрушилось на Гала сверху, и он потерял сознание, даже не успев удивиться.
Глава 10
Дознание по делу Коры продвигалось вяло – тянулось этакой макарониной, бесконечно наматываемой на зубья бюрократической машины.
Астон Комберг время от времени осведомлялся, когда же я покончу с «этим безобразием» по делу опасного агента наших врагов, скрывавшегося от справедливого возмездия. Я отбрыкивался как мог и, по-моему, довольно успешно. Даже повторное «вливание» в виде еще одного выговора – но уже «с занесением» – не прибавило мне энтузиазма в деле беспощадного уничтожения Перевертыша.
Оперативно-розыскные мероприятия постепенно становились рутиной, и весь задействованный личный состав относился к ним с изрядной долей скептицизма – за исключением командира спецназовского подразделения капитана Радбиля Беньюминова.
Он-то и сообщил мне о том, что человек, смахивающий на разыскиваемого нами Перевертыша, только что возник на площади Благодарения, на задворках Интервиля. При этом в выпуклых глазах капитана уже вовсю пылал огонь служебного рвения, грозивший перерасти в настоящий пожар.
Я едва удержался, чтобы не чертыхнуться. Задуманное мной предприятие на глазах рушилось в пропасть с высокой-превысокой скалы.
«Группу захвата выслали?» – осведомился я, одновременно врубая комп системы слежения и настраивая его на площадь Благодарения. «Так точно, – радостно ответствовал Радбиль. – Люди надежные, так что можете не беспокоиться: пришьют они вашего Перевертыша без лишнего шума и в мгновение ока».
«Какого черта! – сказал я. – Вы что – не могли им приказать, чтобы взяли его живым?» – «Извините, господин полковник, но у меня приказ от своего начальства… от вашего, впрочем, тоже…» – «Ладно, ладно, – перебил я. – Докладывайте по мере поступления информации». Впрочем, необходимости в моем последнем распоряжении не было, поскольку, отключившись от Беньюминова, я тут же переключил экран в режим увеличения и стал наблюдать за ходом операции, как будто смотрел по ГВ очередной фильм-боевик.
Несомненно, это был Светов. Я узнал его, несмотря на его дешевый маскарад (усы, борода и черные очки), тем более что комп позволял провести опознание с помощью инфракрасных лучей.
Старика, с которым Светов мирно беседовал на скамеечке, я тоже узнал: это был давний осведомитель и добровольный помощник всяческих спецорганов Орест Кульбачный по кличке «Мавр» (любил приговаривать после очередного закладывания сограждан: «Мавр сделал свое дело, но дело оказалось уголовным»), награжденный за свою опасную внештатную деятельность именным «магнумом».
Подчиненные Беньюминова дали маху с самого начала – открыли пальбу по скамейке, едва вывалившись из флайджера. При этом они умудрились не попасть самонаводящимися пулями не только в Гала, но и в Мавра. На душе у меня полегчало. Когда от флайджера остался только дым и обломок хвостового оперения, я представил себе выражение лица капитана Радбиля Беньюминова в этот момент и мысленно посочувствовал спецназовцу.
Когда Перевертыш рванулся в подземку, я машинально включил систему голозаписи, потому что явно начиналась классика. Воздух то и дело прошивали огненные трассы – словно безумный светохудожник стремился закрасить пространство над площадью сплошным лиловым цветом. Однако Гал благополучно добрался до вестибюля (здесь я переключился на внутренние камеры слежения), вырубил болвана-полицейского и вихрем пронесся на своей пятой точке вниз по ограждению.
Когда он исчез в пасти тоннеля, я понял, что на сей раз его непременно прикончат, потому что он загнал самого себя в тупик. Теперь мне оставалось только сидеть и ждать, когда его безжизненное, исковерканное лучами лазеров и осколками гранато-пуль тело проволокут по перрону подземки. Я закусил губу и даже не почувствовал боли.
Тем отраднее было услышать спустя четверть часа рапорт Радбиля. Оказывается, «объекту» удалось уйти через подземные коммуникации. «Откуда мы могли знать, что полвека назад какой-то идиот-проектировщик расположит люк колодца между рельсами подземки?!» – трагическим голосом воскликнул капитан. По примеру Комберга я посоветовал ему, во-первых: тут же засесть за подробную объяснительную записку; во-вторых: поощрить отличившихся (каковых нет); в-третьих: наказать виновных и вообще – кого ни попадя; в-четвертых… – тут я хмыкнул и выговор объявлять Беньюминову воздержался: ну, не верю я, что головомойки могут играть воспитательную роль.
Факт и на этот раз оставался фактом: безоружный Гал Светов целым и невредимым ушел из-под самого носа целого отряда спецназовцев, вооруженных до зубов.
И это лишний раз подтверждало мои первоначальные предположения.
Теперь оставалось только выяснить, где он обретался почти неделю, до того как объявился на площади Благодарения. В том, что он должен вернуться в свое убежище, пройдя все воняющие фекалиями подземные лабиринты, я почти не сомневался. Преступника всегда тянет на место преступления. Заблудившийся неизбежно возвращается на то место, откуда начал плутать. А мышь шмыгает от кошки в свою норку. Можно сказать, закон природы…
Я мог бы дать команду Радбилю прочесать весь пригород. При этом вламываться в частные владения и жилища граждан на предмет установления убежища Перевертыша (и, учитывая свое позорное фиаско, на сей раз капитан не стал бы пререкаться со мной), но на такой способ действий ушла бы еще неделя, не меньше…
Когда же в твоем распоряжении – любая информация и самые совершенные технические средства, ты поневоле чувствуешь себя если не Богом, то, на худой конец, этаким божком местного масштаба. И действительно, это ли не чудо, что, не выходя из своего кабинета, а в его пределах – не вылезая из-за комп-пульта, я в одиночку за каких-то сорок две минуты определил местонахождение «бандитского логова».
Дальше началась самая рискованная часть моего замысла, за который в случае провала и разоблачения можно было бы не какой-нибудь паршивый выговорешник схлопотать, а и под суд пойти, как Кора. Только в отличие от нее – совсем по другим причинам.
Именно поэтому я дал приказ всем розыскным группам, засадам и наблюдателям покинуть район того пригорода, где находится площадь Благодарения. Кое-кто осмелился удивляться и пучить на меня глаза, но я повысил голос, тупиц запугал карами в случае неповиновения, а умников убедил тщательно продуманной аргументацией (типа: «Сама логика говорит за то, что он сейчас вынырнет совсем в другом районе города, так что не будем распылять наши силы, майор!»).
Теперь путь Галу к коттеджу по адресу: Стритная улица, дом семнадцать (опять вылезла цифра «семнадцать» – просто чертовщина какая-то, «ненаучная мистика», как любит выражаться мой зам по кадрам Финн Альбертин) – был открыт и очищен от «субъективных факторов» (тоже словечки Финна).
Вычислить профессора Морделла оказалось совсем несложно. Следовало только держать в памяти всю «траекторию», проделанную Галом за последние месяцы, – а уж в этом-то я теперь был таким докой, что мог бы впоследствии стать его биографом. «Световистом», так сказать…
Согласно моему запросу, компьютер Службы регистрации выдал данные о лицах, проживающих в радиусе пяти километров от площади Благодарения: адреса, имена, фамилии, род занятий и прочая детализированная шелуха. После этого я запустил весь этот список в количестве всего-навсего двух миллионов четырехсот пятидесяти трех тысяч душ в статистический комп, а следом загрузил туда же досье Светова целиком, от корки до корки. После этого мне оставалось только пить, чашку за чашкой, крепчайший кофе, курить одну сигарету за другой и с нетерпением дожидаться результатов в виде некой точки, на которой пересечется содержимое обоих файлов.