Однако девушка не ушла. Она опустилась на горячий песок рядом с Галом и вытянула свои стройные загорелые ноги в непозволительной близости от него.
Ну вот, только случайного знакомства и последующей интрижки сейчас не хватало!
– А повторить свой фокус вы можете? – полюбопытствовала она.
– Могу, – ответил Гал. – Но не хочу. Тогда она протянула руку и с видимой заботой потрогала его лоб. Лоб Гала был покрыт холодным потом. Прикосновение ее смутно напомнило Галу Галлахен и небольшую комнатку в пансионе, где он был так счастлив с другой женщиной. В груди возникла боль, словно он забыл извлечь нож из тела и тот так и продолжал распирать его нутро.
– Уходите, – сказал Гал, не глядя на девушку. – Оставьте меня в покое.
– Вы воевали с Пришельцами? – спросила она, не обращая внимания на его слова.
– А вам какое дело? – Гал начинал злиться.
– Дело в том, что мой брат тоже способен на такие фокусы, как вы, – сказала девушка. – И он тоже был на войне.
Ее звали Нессой. Она изучала историю этики новейшего периода. Ее старший брат был призван защищать Землю от инопланетного нашествия в прошлом году. После окончания курсов подготовки милитаров ОЗК он попал на двадцать третью Базу и в первом же космическом бою был уничтожен прямым попаданием черного луча Пришельцев. Впрочем, уничтожен был не он, а его спейсер. Сам Альгис (так его звали) после короткого беспамятства каким-то непонятным образом очутился на Земле, причем не где-нибудь в Гималаях, а неподалеку от своего родного дома. Это он потом установил, что оказался на Земле. Сначала-то, под влиянием мистическо-религиозной литературы (одно время, до поступления в ОЗК, Альгис увлекался подобными вещами), ему померещилось, что дело происходит в некоем загробном мире – не то в раю, не то в аду, и он все ждал, когда в поле его зрения возникнут ангелы или черти, чтобы доставить его на Суд. Однако вокруг находились обыкновенные люди, обыкновенная земная обстановка, и тогда он стал добираться домой, а добравшись, поведал родителям и Нессе историю своего воскрешения, взяв с них слово держать все произошедшее в секрете. Альгис боялся, что его вот-вот арестуют как дезертира, а ведь ему нужно было каким-то образом оформлять документы, устраиваться на работу и зарабатывать себе на хлеб насущный, дабы не висеть камнем на шее у родителей.
Однако вскоре выяснилось, что он теперь может обойтись и без документов, и без работы, и даже без хлеба насущного. Как-то раз, зазевавшись при переходе улицы, он попал под мчавшийся с бешеной скоростью турбокар. Альгиса отшвырнуло на несколько десятков метров, и, будь на его месте кто-либо другой, травмы оказались бы смертельными, так что умер бы он мгновенно. Однако на теле Альгиса не оказалось ни царапины. Хорошо, что свидетелей данного происшествия не было, а водитель турбокара, видимо, напуганный возможной ответственностью за наезд, даже не стал останавливаться.
Последующие «эксперименты» Альгиса неопровержимо подтвердили: отныне он неуязвим для «старухи с косой».
– А оружие? – спросил Гал у Нессы. – Видели вы у него после возвращения с войны какое-нибудь странное оружие»… такую серую дубинку с раструбом на конце?
Нет, ничего подобного Несса ни разу у Альгиса не видела.
– Скажите, Несса, – задумчиво проговорил Гал, – ваш брат… чем он занимается? По лицу девушки пробежала тень.
– Понятия не имею, – сказала она. – Дело в том, что как только он обнаружил в себе… это, он сразу же ушел. И больше не появлялся. Мы до сих пор не знаем, где он и что с ним. На наши вызовы по видео-браслету он ни разу не откликнулся. Может быть, он вообще его выбросил.
– Ясно… – протянул Гал, хотя ясности-то как раз и не было. – И что вы намерены делать? Она глянула на него искоса и отвернулась.
– А что мы можем сделать? – борясь с подступающими рыданиями, сказала она. – Наверное, он перестал быть человеком, наш Альгис… Иногда я Думаю: уж лучше бы он погиб, чем вот так… Понимаете, маму от всех этих переживаний разбил паралич, и она теперь не может двигаться. А он… он даже ни разу не поинтересовался, как мы… что с нами?.. Он ушел – и все!.. Получается, что мы ему стали не нужны. Я вообще сомневаюсь, что ему теперь нужен кто-нибудь из людей…
Верно, подумал Гал. Такие вопросы неизбежны, когда люди сталкиваются с бессмертием лицом к лицу. Человечество не привыкло, чтобы в его рядах был кто-то, кто отличался бы от всех прочих людей чем-нибудь существенным. В данном случае – бессмертием. Здесь нужно, чтобы или все – или никто!.. Пресловутый принцип равноправия. Тех же, кто стал исключением из этого принципа, общество постарается изгнать из своих рядов, обвинив прежде всего в нечеловечности. Как будто кто-то знает, что это такое – человечность… «Самый человечный человек…» «Гуманизм неотделим от человечности…» Одни только ничего не значащие лозунги научились мы выдумывать, чтобы скрыть за ними незнание своей сущности. И нежелание познать ее в дальнейшем. «Человек есть человек…» И этим все сказано, и от этого определения мы за много веков так и не сумели продвинуться вперед ни на шаг…
– Послушайте, Несса. – Гал пристально посмотрел в янтарные глаза девушки. – А что, если бы у вас появилась возможность стать такой же, как ваш блудный брат? Согласились бы вы на это?
Дурак, подумал он. Что ты собираешься делать, если она скажет «да»? Зачем ты провоцируешь людей, братец? Разве ты еще не убедился в пагубности бессмертия? Неужели ты поверил в то, что все люди такие же, как эта сволочь Зографов и ему подобные?!
– Нет, – после легкой заминки решительно произнесла девушка. – Не согласилась бы… Потому что… потому что… – Видно было, что она испытывает затруднения с выбором аргумента. – Потому что я хочу жить и любить, и иметь детей, как все. И я не хотела бы пережить своих детей и внуков!..
Ледяной осенний ветер с воем обезумевшего от долгого содержания в карцере параноика срывал сухие листья с деревьев, росших у подножия Траурной Стены. Деревья, словно оплакивая души покоившихся в Стене людей, стонали и раскачивались из стороны в сторону. Совсем как люди, подумал Гал.
Он стоял с непокрытой головой у подножия Стены, где в третьем ряду снизу чернел прямоугольник с золотыми буквами «СВЕТОВА ЭЛЬВИРА ПЕТРОВНА», и ему было холодно, но не от ветра – холод этот шел откуда-то изнутри, постепенно охватывая все тело и проникая в каждую клеточку.
Я наконец пришел к тебе, мама… Извини, что так поздно. Ты, конечно же, не видишь и не слышишь меня сейчас. Ты наглухо замурована в этой крошечной бетонной темнице, но для меня ты все еще жива, и я тебя никогда не забуду. Если правда, что души людей живы, пока их помнят, то твоя душа будет жить вечно, потому что именно такую участь уготовила твоему несчастному сыну судьба… Я не плачу, мама, я давным-давно разучился плакать, потому что все во мне высохло и съежилось, и я не знаю, что со мной будет потом, через много тысяч лет, и останусь ли я прежним Галом Световым, но я всегда буду приходить к тебе сюда. Если смогу, конечно… Давай, вместо того чтобы плакать, я прочитаю тебе стихи, хорошо?
Я мертвых за разлуку не корю, и на кладбище не дрожу от страха. Я просто маме тихо говорю, что снова в дырках вся моя рубаха. И мать встает из гроба на часок, берет иголку, нитяной моток и отрывает савана кусок на заплаты..
Кто-то тронул Гала за руку. Гал обернулся, ничего не видя – все плыло у него перед глазами. Перед ним стоял незнакомый человек неопределенного возраста в строгом костюме с оттопыривающейся подмышкой.
Вдали, у входа на кладбище, маячил турбокар без опознавательных знаков, рядом с которым перекуривали еще трое крепких молодых людей в таких же строгих костюмах.
– Вы – Гал Светов? – осведомился незнакомец так, словно заранее знал ответ на свой вопрос. Когда Гал машинально кивнул, человек продолжал: – Прошу вас срочно поехать с нами в Интервиль. Вот мой кард. Пожалуйста…
Он помахал у Гала под носом своим кардом. Гал успел только разглядеть эмблему спецслужбы.
– Вас послал Зографов? – спросил он. Незнакомец поднял брови.
– Анатолий Алексеевич? Да он у нас давно уже не работает!