Потому-то я ему и позволяю жадно и отчаянно впиваться в мои губы. И мне настолько приятно, что я отвечаю на поцелуй столь же отчаянно. Его язык напористо меня изучает; словно ему не удается проникнуть внутрь достаточно глубоко, достаточно пылко. Это непристойно. Это агрессивно.
На секунду он отстраняется, и я предполагаю, что все закончилось. Но нет, он снова наклоняет мою голову и целует с большей страстью, терзает мои губы, пока наконец-то не зажимает мою верхнюю губу меж зубов. Чувствую на губах его горячее дыхание. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Распахиваю глаза и вижу, что его глаза закрыты. Причем не просто закрыты, а эмоционально зажмурены, словно ему все это противно.
А потом он отпускает мою губу и отпихивает меня. Рука, в которой я до сих пор держу «люгер», опускается вниз.
— Я не ревную, — усмехается Неро. — Ни в чем себе не отказывай. Наслаждайся своим русским папиком.
Он не добавляет «пока можешь», но оно и так ясно. Между нами повисает угроза. «Я убью Ползина». Таково его послание.
Натянуто улыбаюсь.
— Я так и планирую. — Мой жесткий, резкий тон — предупреждение. Нужно, чтоб он услышал мою решимость, чтоб понял: я больше не буду таким добрым.
— Ты никогда не найдешь никого лучше меня, солнышко, — играя свою роль, рычит он.
Улыбаюсь и играю свою роль.
— Лучше больше не отсвечивай в обозримой близости, Коди. Как бы ни был хорош этот минет, повторять представление желания нет.
Он выпячивает подбородок.
— Считаешь, я стану выполнять твои приказы?
Склоняю голову вбок и хлопаю ресницами.
— Да. Иногда, думаю, да.
И он становится красным — на самом деле разрумянивается. О, да. Я жажду повторить представление. Еще как. Хочу его под собой, возле своих ног, под своими острыми тринадцатисантиметровыми каблуками. Хочу его любым способом, каким смогу заполучить. Я не хочу его убивать.
Но вдруг понимаю, что этот мужчина вынудит меня его убить.
Вздыхаю.
— В следующий раз я не буду таким любезным, — предостерегаю я.
Повисает тишина, и в голову приходят непрошеные образы того, каким нелюбезным я мог бы с ним быть. И ни один из них не рисует картинку его убийства. Подбираю с пола клатч и убираю «люгер», потом провожу ладонью по его руке и вытаскиваю его из комнаты.
Водитель и двое охранников все еще стоят в коридоре. Ползин оставил их со мной — в глазах всего мира я по-прежнему трофейная подружка, которой требуется его защита, а не наоборот. Видимость для Ползина очень важна.
Симулируя скуку, охрана наблюдает, как я тащу Неро к лифту в конце коридора. Возле закрытых дверей мы останавливаемся, и я нажимаю на кнопку.
— Все кончено, — говорю я, надеясь, что он смирится. В глубине души я осознаю, что нет. Некоторые не могут прекратить до тех пор, пока не умрут. Ничего другого я от Неро и не жду.
Он смотрит на меня своими черными глазами, — в действительности они темно-карие: смесь жженой умбры и ламповой сажи — и его губы подрагивают.
— Ты разбиваешь мне сердце, солнышко.
— Не провоцируй меня, — произношу я, и тут же открываются двери. — Я серьезно.
Спиной вперед он спокойно проходит в лифт и не отрывает от меня взора. Даже не взглянув, жмет на кнопку.
Заставляю себя отвернуться, прежде чем двери закроются, и переключаю внимание на своих товарищей.
Они сообщают, что Ползин все еще внизу. «Черт». Разумеется, получив от охраны информацию, что мы с нарушителем знакомы, он откажется уезжать. Нужно его увезти.
Приказываю Власову остаться и начать демонтаж оборудования. Чуть позже Ползин прогонит все записи — вероятно, сегодня. Иногда у него находятся другие дела, но что-то вот такое он просматривает лично.
Власов резко кивает. Ему не нравится то, кем я являюсь. Им всем не нравится. Им неприятно, что я в два раза лучше их всех вместе взятых и симпатичнее любой женщины, которую они могли бы заполучить.
Ну, что тут скажешь? Я всегда был гением.
Смотрю на Диму и Дмитрия.
— Идем. Пора увозить босса.
На лифте спускаемся вниз, потом они двигают забирать машину, а я выискиваю Ползина.
Он в баре. Заметив мое приближение, он широко улыбается и протягивает руку.