Ему удается порезать мне ладонь и между пальцами. Где-то на задворках сознания мелькает мысль, что я истекаю кровью, но это неважно. Все, что мне известно, — Киту нельзя попадать в засаду.
Кровавыми руками мы хватаемся за рукоятку. Не имеет значения, кто держит нож. Мы оба за него цепляемся. Важнее, куда направлено острие.
— Тебе хана, — шипит он и напрягается, каждое слово сочится ядом, но этому не бывать, о чем нам обоим известно. Он слабеет. Ему больно. Может, дело в руке или голове. Кто знает.
Наконец-то отворачиваю от себя нож, и острие утыкается в его мягкий живот. В последней отчаянной попытке меня отшвырнуть он выгибает свое массивное тело, но слишком поздно. Вонзаю лезвие, всем весом налегаю на нож, чтоб загнать как можно глубже в живот.
После всех приложенных усилий лезвие проскальзывает до ужаса плавно. Русский громила затихает, вытаращивает глаза. Вытаскиваю нож и, покачнувшись, скатываюсь с него.
— Зашибись, — шепчет он и замирает, кровь хлещет.
Оглядываюсь в поиске пистолетов. Нахожу в разных концах переулка. Убираю «глок», и тут меня пугает новый голос.
— Какого хрена?
Поднимаю глаза. В начале переулка стоит Кит, пялится на меня полным паники взором.
— Кит, — говорю я, как только он шагает вперед, — погоди. Мне нужно…
— Что? — А потом: — Глеб.
— … закончить.
Он вскидывает глаза.
— Закончить что? Боже, да ты весь в крови. Офонареть можно. — Он снимает фланелевую рубашку и остается в футболке.
Гляжу на русского — на Глеба. Остекленевшие глаза широко распахнуты.
— Он мертв, — оцепенев, произношу я. — Блин, быстро он. Я всего-то один раз засадил ему в живот.
Кит снимает белую хлопковую футболку и надевает рубашку.
— Должно быть, ты задел что-то жизненно важное. — Он злобно рвет футболку на лоскуты и вешает их на плечо.
Приседаю на корточки рядом с телом Глеба и прикладываю два пальца к его шее. Ничего. Сердце мое барабанит. Во время службы я повидал многое, и тем не менее убивать все равно нелегко.
— Иди сюда. — Шагаю к нему. Он хватает меня за руку — за ту, которой я схватился за нож. — Твою ж мать.
Рука действительно выглядит отвратно — красная, липкая, напоминает потрошеного кролика — и по-сучьи болит. Ну, хотя бы левая.
Он приступает к перевязке.
— Мы перевяжем руку, потом переместим тело за мусорный контейнер, — резким тоном говорит он. — А затем уберемся отсюда к чертовой матери. Вряд ли Глеб был один.
Его движения грубые и эффектные. Губы яростно поджаты, глаза потемнели.
Сердце бьется быстрее. Он что, злится?
Оборачиваюсь к телу.
— Может, я задел почку.
— Может, и так.
Поворачиваюсь к Киту, меня шокирует ледяной тон. Он затягивает узел на моей руке и снимает с плеча очередной лоскут.
— Что не так? — спрашиваю я.
— У нас была договоренность, — изрекает он. — Ты должен был написать. Со всеми угрозами мы должны были разбираться вместе.
— Я разглядел возможность.
Он хватает еще один лоскут и перевязывает мои пальцы. Даже жесты разъяренные. Он крепко затягивает новую повязку.
— Разглядел возможность, — выплевывает он. — Ты разглядел возможность.
— Да. Зачистить территорию… для тебя.
Миг спустя я впечатываюсь в стену, стою лицом к лицу с пылающей яростью Кита.
— О, нет, не надо, — шипит он. — Не смей.
— Что «не смей»? — Озадаченно хмурюсь.
— Не смей заявлять, будто сделал это ради меня! Ты поступил безрассудно и точно не ради меня!
— Ничего и не безрассудно!
Он хрипло и изумленно хохочет.
— Ты невозможен! Это было далеко за пределами безрассудства. — Он хватает меня за кофту, стиснув ткань в кулак, прижимает костяшки к моему солнечному сплетению и придвигается ближе.
Никогда его таким не видел — настолько бешеным и сердитым. Он вообще не подозревал, насколько опасна наша ситуация. Обычно он спокоен и непробиваем.
— Но в этом-то и весь смысл, да? В этом твоя истинная миссия. Ты умрешь. Неважно, во время поиска Ползина или зачистки территории для другого бойца. Чушь про месть звучит офигительно, но все дело в чувстве вины. Они погибли. Ты — нет. И ты хочешь это исправить.
— Да пошел ты! — Отпихиваю его от себя.
Он отшатывается, но снова ко мне подходит, вновь пихнув к стене, прижимает предплечье к моему горлу.
— Это верная смерть, — рычит он. — А, чтоб умереть, ты воспользовался мной.
— Да все не так.
— Все именно так. Очнись!
— Туфта, Кит. — Толкаю его. — Я откопал нам зацепку и зачистил территорию. Успешно! Свое дело я сделал. И я все еще жив, черт возьми. Теперь ты получишь ответы. Так что не понимаю, какого дьявола ты ноешь.