— Нет? — Взгляд у него бешеный. — А как насчет того, что ты чуть не погиб? Вообще без повода! Как насчет того, что мне практически пришлось хоронить единственного мужчину, которого я любил? Как тебе? Можно мне поныть на эту тему?
Кровь в жилах начинает бегать быстрее.
— Что?
Но, словно по щелчку, его гнев испаряется. Он делает шаг назад.
— Да пофиг. Нам нужно перетащить Глеба и валить отсюда. Бери его за ноги.
«Единственный мужчина, которого я любил».
— Кит…
— Я сказал, бери его за ноги. — Он направляется к телу.
Грандиозность произнесенных им слов проникает в подсознание, и я оступаюсь. Он меня любит?
А я…
На протяжении нескольких лет я размышлял лишь о том, как грохну Ползина. Единственное, что я позволял себе видеть в будущем, — это убийство и, может, собственную гибель в процессе. «Черт». Выходит, Кит прав?
— Уилл! Шевелись!
— Точно. — Возвращаюсь к заданию и подхватываю ноги Глеба. Один из немногих приобретенных мной навыков — невзирая ни на что, фокусироваться на миссии. Крепко держать порезанной ладонью не выходит, поэтому зажимаю его ноги здоровой ладонью и левым предплечьем, как клешней.
Ворча и задыхаясь, мы доносим Глеба до мусорного бака. Он действительно был массивным парнем. Мы его усаживаем, кажется, будто бездомный парень просто спит.
Кит подбирает сплюснутые коробки и, вытащив бумажные скатерти из мусорного контейнера, закрывает тело. Помогаю все обустроить.
— Погоди, — говорит Кит, когда мы уже почти все уладили. Он вынимает телефон и светит на руки Глеба, переворачивает их и рассматривает окровавленные ладони.
— Что?
На левой ладони что-то написано. Там сказано: «Кондитерский островок», и указан адрес.
— У него всегда была память как у золотой рыбки, — произносит Кит. — Идем.
Глава 24
Кит
Вбиваю в поисковике на телефоне написанный на ладони Глеба адрес.
— «Кондитерский островок». Похоже, он в другой части острова. — Протягиваю Уиллу мобильник, обшарив карманы Глеба, нахожу ключи, а затем вновь его прикрываю. — Видишь, на чем он приехал?
— На красной. — Уилл указывает на стоящую под фонарем маленькую машину.
Идем к ней и забираемся в салон. Я сажусь за руль, а Уилл при помощи приложения задает направление, говорит, где повернуть, перевязанной рукой держит телефон. Стоит лишь задуматься о его ране, и я вздрагиваю. Нож был довольно широким. Должно быть больно. Не то чтоб Уилл хотя бы намекает. Он мной управляет. Влево. Направо за угол. Прямо четыре квартала.
Работать с ним легко. Будто моей тупой выходки и не было вовсе.
Боже. О чем я только думал? «Единственный мужчина, которого я любил?». Подобной информацией не стоит делиться. Как там говорил Арчи?
«Любая информация имеет свою ценность. Ни с того ни с сего ты отдал бы кому-нибудь свои золотые часы? Конечно, нет. То же касается и информации».
Рассказывать Уиллу о своих ничтожных чувствах… Уилл со мной не на одной волне, я уже это понимал. Он предан лишь своей миссии. Для чего-то или кого-то другого просто-напросто нет места. И мне прекрасно известно, что люди не меняются. Это характерно для Уилла и, безусловно, характерно для меня.
Он верен и целеустремлен.
А я коррумпирован и скомпрометирован.
Припоминаю сказанное Уиллом после признания, что я подозреваю отца в предательстве. После признания в том, сколько времени я убил на поиски проклятого файла.
«Но некоторые люди… Они хотят знать правду. И если потребуется, умрут за нее».
Было похоже на одобрение. Может, даже отпущение грехов. Будто Уилл разглядел человека, которым я был раньше, давно потерянного Кристофера Шеридана. Казалось, если б он сумел рассмотреть во мне того мужчину, тогда я смог бы отыскать дорогу обратно. А теперь я задаюсь вопросом: может, он говорил лишь о нашей общей цели? Что мы, два бойца, рискуем всем ради выполнения своей миссии?
Именно так считает Уилл. Именно так раньше считал я. Но с тех пор, как нарисовался Уилл, все перевернулось с ног на голову. Если б кто-нибудь мне заявил, что успех моей операции зависит от гибели Уилла, в ту же секунду я от всего отказался бы.
И вот он я, еду хер знает куда, а он сидит справа от меня. И на меня все это давит. Такое ощущение, будто катастрофа неизбежна. В конце-то концов, этот мужчина рвется под пули из-за решительности и упорства. Ему совершенно фиолетово, жив он или мертв.
Ну, разумеется, именно в такого парня я и должен был влюбиться.
Смотрю на него. Глаза опущены вниз, лицо слегка освещено светло-голубой подсветкой телефона. Разглядываю его и чувствую, как меня переполняют эмоции. Любовь. Странно, но для меня не имеет значения, любит он меня или нет. Здесь дело не в принципе «ты — мне, я — тебе», как ожидалось. Я смог бы пережить его отказ.